– Эврика! – воскликнула дочь, и мы испуганно вздрогнули. – Надо им сказать, что есть компромисс. Тридцатое апреля в женском обществе проведем на даче, а потом подъедем к ним. Вчетвером они прекрасно уместятся в нашей «Ниве». Даже если Деньку считать человеком, то и ей места хватит. А тридцатого позвоним им и скажем… Ну, не знаю. Короче, что-нибудь придумаем…
– В кого ты только пошла, такая умница? – умилилась Наташка. – Наверное, в меня. Только хочу добавить важную вещь – ни в коем случае не показывайте себя виноватыми. Потом от упреков не отмоемся. Помните: мы – жертвы! И еще – Деньку я мужикам не отдам. Из женской солидарности. Она, как и мы, – жертва.
Я с сомнением посмотрела на подругу. Это слово к ней плохо подходило. Ей бы сейчас кочергу в руки или автомат. Как пойдет приносить себя в жертву!..
Торжественные проводы четырех рыболовов состоялись двадцать седьмого апреля в час дня. Наталья за свою редкостную уступчивость была удостоена ценного подарка в виде любимых духов, а я – очередной порции наставлений: как заботиться о себе и дочери без мужского присмотра. Свекровь поучать себя не позволила, легкомысленно отмахнувшись рукой и пожелав сыну катиться туда, куда собрался, и не забывать самому за собой смотреть.
Ровно через два часа, веселые и довольные (все, кроме кошки и Деньки), мы ехали на дачу. Каждый раз по дороге на фазенду и обратно бедная Элька переживала стресс. Сначала забивалась в любой мало-мальски пригодный угол и изображала из себя белый меховой шар, время от времени жалобно мяукающий. Потом до ее сознания доходило, что в несчастном положении находится не она одна, поэтому пробиралась на колени к Аленке, демонстрируя стремление принять неизбежное вместе с любимой хозяйкой. К концу пути, а он у нас всего-то сорок минут, персиянка уже спокойно спала и недовольно урчала, если дочь пробовала пошевелиться. Денька же не любила ездить в стесненных условиях. Привыкла чувствовать себя барыней на заднем сиденье, но на этот раз пришлось ехать у меня на руках и терпеть соседство белой, пушистой мымры, надрывающейся так, что вяли купированные уши боксерихи.
Лесная дорога за неделю успела значительно измениться. Деревья и кустарники окончательно расправили зеленый наряд. За его новизной и свежестью скрылись ветки и сучки, казавшиеся скучными и неказистыми зимой. Сквозь траву проглядывали белые звездочки первых весенних цветов. Губы сами растягивались в улыбке. Даже новые выбоины на старом асфальтовом покрытии не раздражали…
Кто из нас первый услышал душераздирающий крик где-то впереди, уже не помню. Улыбки разом погасли, уступив место испуганной настороженности. Денька тихонько гавкнула, Элька взвыла. Я сразу вспомнила Димкины слова о том, что меня нельзя оставлять без присмотра. Накаркал! Свекровь истово, с размахом, перекрестилась.