В своем понимании и толковании восстания С. В. Величко частично идет за Пуфендорфом, связывая вспыхнувший мятеж со злой волей Разина и всех донцов, кто выступил с ним заодно «против владыки своего государя Московского», но в то же время считает, что события приняли дурной для восставших оборот, поскольку такова была фатальная неизбежность и поскольку каждому выпадает своя судьба, над которой человек не властен. И Разин, в представлении Величко, «упал тяжко и погибл веема», «на своей фортуне зпоткнувшийся»[75].
В освещении крестьянской войны историками XVIII в. выпукло проявилась тенденция дворянской историографии ставить историю на службу и укрепление самодержавного государства. Эти черты получили дальнейшее развитие в первой половине и в середине следующего столетия. Если сравнить, например, сочинение П. И. Рычкова и опубликованные в 1841 г. «Записки об Астрахани» известного краеведа, знатока истории Нижнего и Среднего Поволжья М. Рыбушкина[76], создастся впечатление, что оба автора писали свои работы синхронно, а не с временным разрывом около семидесяти лет. И дело тут вовсе не в том, что они использовали один и тот же основной источник — «Сказание…» П. Золотарева, а в том, что их объединяет общая методологическая позиция: и тот и другой рьяно защищают интересы дворянства, самодержавия, церкви. Такой подход, в том числе к освещению разинского восстания, был хронологически довольно длителен и отражал настроения реакционно-консервативной части господствующего класса.
Но в последние десятилетия XVIII в. дают о себе знать и предвестники иной историографии. Для правильной оценки развивающихся историко-философских взглядов в России в этот период необходимо прежде всего отметить особую роль и значение деятельности Н. И. Новикова и А. Н. Радищева. Думается, тут незачем искусственно противопоставлять идеи первого и второго[77]. Не случайно известный русский философ и литератор В. В. Розанов называл их сострадальцами[78]. Да, безусловно, Новикову с его благими намерениями исправить российскую действительность с помощью просвещения свойственна дворянская ограниченность. Да, Радищев в своем миропонимании шагнул значительно дальше. Но ведь его ум взлелеяла и питала наряду с западной и передовая русская мысль, в частности острейшие публикации в новиковских сатирических журналах «Трутень» и «Живописец»[79].
Помимо новых, продвигавших общественно-политическую мысль и — как ее составную часть — гуманитарные науки идей, с именем Н. И. Новикова связана фундаментальная публикация документов по русской истории под общим названием «Древняя Российская Вивлиофика» (библиотека). В этом корпусе — и как раз в период пугачевского движения! — впервые увидели свет некоторые официальные правительственные документы о восстании С. Т. Разина, что само по себе весьма знаменательно, поскольку, во-первых, давало возможность образованным людям разных сословий познакомиться с первоисточниками и составить собственное мнение о зафиксированных в них событиях, а во-вторых, несколько разряжало цензурную обстановку и негласный заговор молчания вокруг разинской темы. Речь идет о напечатанных Н. И. Новиковым правительственной информации по поводу сдачи восставшими царским войскам Астрахани, а также описании того, как проходила церемония предания Разина анафеме — церковному проклятию