Современники и потомки о восстании С.Т. Разина (Соловьев) - страница 89

.

Постепенно, с выходом в свет работ К. В. Чистова, Н. Н. Покровского, А. И. Клибанова, В. С. Румянцевой положение в этом плане несколько выровнялось. Так, В. С. Румянцева, выясняя идеологические формы выражения социального протеста низших общественных слоев во второй половине XVII в., исходит, во-первых, из того, что «историческое сознание людей той эпохи было религиозным…», и, во-вторых, из того, что «исторически и не могло быть иначе»[308]. Исследование В. С. Румянцевой позволило установить, что немало участников крестьянской войны под предводительством С. Т. Разина были весьма далеки от благоговения перед великим государем. Более, того, у староверов, как это убедительно показывает автор, были широко распространены суждения об антихристовой сущности самодержавной власти, практика отказа молиться за царя, призывы к вооруженной борьбе с ним и его слугами[309]. Все это нашло проявление и в Соловецком восстании 1668–1676 гг. Вообще в последней трети XVII столетия старая вера была в народе преобладающей, и официальная реформированная церковь долго, трудно и часто тщетно пыталась потеснить ее позиции.

На Дону также было много раскольников. Но вряд ли именно религиозный фактор выступал как главный и определяющий в том отношении, которое сложилось у казачества к царской особе. Начиная с Заруцкого с окружением и кончая Пугачевым и его соратниками не прослеживается не только пиетета к венценосцам, но, напротив, бросается в глаза тот факт, что крестьянские предводители оперируют именем государя по своему разумению, широко используя его как официальное прикрытие и надежное идейное обоснование народных движений. В конечном счете такое явление, как самозванчество, целиком проистекает из беспомощности политического сознания основной массы восставших, находившихся в плену монархических представлений. Казачьи атаманы, вышедшие из старообрядческой среды, были менее подвержены этим иллюзиям, что, однако, не мешало им учитывать их для привлечения на свою сторону возможно большего числа людей.

Вообще же «наивный монархизм» народных масс России даже в период абсолютизма был не столь безоговорочен, как это часто утверждают. Крестьяне были готовы поверить не во всякого объявившего себя царем авантюриста и проходимца. Тимофея Анкудинова, например, они отвергли. Они шли не за каким попало самозванцем, а лишь за «подходящим» с их точки зрения. И сообразно этому в своем извечном поиске «хорошего» царя они пытались приспособить под свои надежды и нужды то мнимого сына Грозного, то царевича Алексея Алексеевича, то императора Петра III.