Чужая боль (Изюмский) - страница 30

Раиса Ивановна обессиленно опустилась.

Худой сутуловатый мужчина, сидевший за партой прямо против классной руководительницы, повернул к Кирсановым негодующее лицо.

Глаза у мужчины маленькие, а черные брови огромны, и кажется, что именно они «съели глаза».

— Плохо что вы об этом узнаете только здесь, — произнес он осуждающе и, уже обращаясь к Таисии Самсоновне, добавил: — Правильно, что снизили отметку! За драки из школы гнать надо! Бандитов растим! Проходу от них нет хорошим ребятам…

Озабоченно поглядела на Раису Ивановну Тельпугова, с сочувствием и недоумением — отец Платоши.

— Но позвольте, — возразил Виталий Андреевич, — почему же нас не известили сразу!

— Я вам звонила и не дозвонилась, — сказала Таисия Самсоновна, но как-то не очень уверенно.

Виталий Андреевич, сжав руку жены, тихо попросил:

— Успокойся, во всем надо разобраться.

* * *

А дело было так: с неделю назад вышел Сережа под вечер из школы, когда почти все уже разошлись, — мастерил в физическом кабинете динамик.

Сережа был еще в темном туннеле ворот, когда увидел, что у обочины, подпирая плечом дерево и засунув руки в карманы брюк, стоит его давний недруг — Ромка Кукарекни из девятого «В». Ромка весь желтый — волосы, куртка, туфли, даже… глаза. В них только темные крапинки злобы.

В школе Ромку не любили многие. Был он коварен, драчлив, труслив, в общем, как правильно сказал Венька, «нерукоподаваем».

Над теми, кто послабее, он издевался как мог: отнимал деньги, завтраки, пинал ногой.

Если же нарывался на более сильного, начинал гундосить:

— Ну чё ты, чё!.. Я чё тебе сделал!..

В одну из таких минут одноклассник Ромки Ваган Сааков крикнул ему:

— Прекрати гунд!

И с тех пор все в школе Ромку называли не иначе, как Гунд.

Сейчас Гунд явно поджидал Сережу свести счеты: тот недавно заступился за жертву Ромки.

Сереже можно было, конечно, нырнуть обратно, в темный проем школьных ворот, и переждать, но это было бы трусостью. Отец же не раз говорил ему: опасности следует идти навстречу. И Сережа шагнул на тротуар. Гунд встрепенулся:

— Эй, Лепиха! Удираешь, как куцый заяц!!

Сережа остановился, спросил спокойно:

— А кого мне бояться!

Гунд подошел близко, продолжая держать руки в карманах брюк, растянул губы в деланной улыбке:

— Некого!

И вдруг рывком, словно выдирая правый карман, выпростал из него кулак, ударил Сережу в нос так, что сразу брызнула кровь.

Сережа не крикнул, не стал вытирать кровь, только почувствовал, как волна гнева захлестывает его, а в такие минуты он один мог пойти на десятерых.

В классе знали, что Сережа не терпел оскорблений и, вообще-то обладая характером покладистым, становился просто невменяемым, если на него поднимали руку.