Пока Анна расписывала красоты любимой деревни, от которой ныне ничего не осталось, кроме пустых домов с разбитыми стеклами и сорванными с петель дверями – жуткое зрелище на ночь глядя, – я порылась в дебрях своей сумки, вытащила блокнот, в который старательно переписала все криминальные сообщения, открыла его на нужной странице и принялась размышлять. И ведь было над чем! Страницы-то как не бывало! Впрочем, так тоже нельзя было сказать. О том, что она не так давно прекрасно существовала на своем месте, свидетельствовали неровные края с остатками собственноручно выведенных мной букв.
– Фига себе! – непроизвольно вырвалось у меня.
– Ни фига! – привычно откликнулась Наташка. – Да и чему тут удивляться, я не понимаю? Со временем процесс распада закончится и начнется процесс возрождения сельских угодий. Дай Бог, чтобы к тому времени наши внуки не забыли, как выглядят березовые рощи. Дубовых что-то я и сама не помню.
То, что произошло в следующую минуту, заставило Наташку отчаянно заорать, меня – привычно оцепенеть, а пассажиров заднего сиденья хором вспомнить маму. Причем Денька вспоминала свою мать лишь с небольшим собачьим акцентом. Прямо на нас летел прямоугольник двери. С массивной ручкой, совершенно не нужной в воздухе. Аэродромом, с которого эта убойная модель самолета спланировала, был багажник беззаботно несущейся впереди светлой «Волги». Я обреченно закрыла глаза – оставалось надеяться, что эта махина пролетит над нами, как… как фанера над Парижем. Ничего умнее в голову не пришло.
Наташка резко вильнула влево, сзади отчаянно завизжали тормоза какой-то машины и одновременно послышались два весомых шлепка. Мы остановились. Я открыла глаза, почему-то отметив, что Маяковский, во всеуслышание обнародовав фразу «И жить хорошо, и жизнь хороша!», не мог покончить счеты с жизнью самоубийством. Но глаза буквально тут же вылезли из орбит от увиденного: джип «Чероки» вишневого цвета с отлетевшим сзади номером плотно впечатался в бетонный рекламный столб, скучавший на обочине встречной полосы движения. Сгорбившийся плакат настырно, но запоздало призывал пассажиров джипа: «Не тормози – сникерсни!»
Остановилось еще три машины. Оставив в «Ставриде» Деньку с Женькой, мы вылезли на дорогу. Хотя можно было и не вылезать. Водитель «Волги» с импровизированным аэродромом на крыше, не заглушая двигателя, мелкой трусцой побежал к двери, приземлившейся справа от нас. Мне показалось, что он сошел с ума от встречи со своей ненаглядной частью домостроя после очень непродолжительной разлуки. Того, что творилось вокруг, мужик, кажется, не замечал. Пытался приподнять дверь дрожащими руками то с одной, то с другой стороны.