До своего замужества я смеялась легко и непринужденно, и теперь эта милость природы вернулась ко мне. Дэниел, напротив, всегда ранее был тихим и педантичным человеком, но он часто усмехался в бороду, разделяя со мной какую-нибудь шутку. Я могла заставить его смеяться над старой ямайской песней, которых знала множество и пела на креольском английском.
* * *
В сентябре мне исполнился двадцать один год. Я позабыла о своем дне рождения, но о нем не забыл Дэниел. Мы бросили якорь у острова Синт-Эустатиус, и когда утром я вышла на палубу, то обнаружила на складном столике, которым мы пользовались для игр, уже готовый завтрак. Обычно мы завтракали и обедали на палубе, сидя на холщевых диванных подушках, используя при этом низкие табуретки как стол – для устойчивости при качке. В тот день на раскладном столике меня ждал свежий хлеб, испеченный Дэниелом за ночь, нарезанный кусочками ананас, сваренные вкрутую яйца, красиво нарезанные и сдобренные китайским соусом, который я особенно любила, и целый кофейник превосходного кофе.
И, только когда Дэниел поцеловал меня, поздравил с днем рождения и разложил для меня холщовое кресло, я вспомнила об этой дате. Потом мы, как на крыльях, летели на парусах к острову Сент-Китс, чтобы успеть пройти больше перед длительным бризом. После полудня мы бросили якорь возле крошечного островка для того, чтобы поймать лобстера. Это был один из необитаемых островков, которые мы облюбовали во время странствований.
В тот вечер, неподалеку от острова Сент-Китс, мы сидели под звездами на палубе и наслаждались ужином из лобстера. Когда ужин был съеден и запит напитком из лимона и ананаса нашего собственного изобретения, Дэниел сходил в каюту и вернулся, держа что-то на ладони: то был маленький кошелек из тонкой скрипящей кожи с красивой ленточкой-завязкой.
– Не может же быть двадцать первый день рождения без подарка, – улыбаясь, сказал Дэниел.
– Ну что ты, Габнор. Ты слишком добр ко мне. – На глаза мои навернулись слезы. То, что в нем содержалось, было легким и маленьким, почти невесомым. Несколько минут я медлила, стоя в свете палубного фонаря и гадая, что же это может быть. Наконец, я покачала головой: – Безнадежно гадать, да, Габнор?
Он погладил свою бороду и серьезно сказал:
– Думаю, да.
Я осторожно потянула за завязку кошелька и засунула туда руку – что-то сверкнуло в свете лампы: золотой диск, своего рода амулет – на толстой золотой цепочке-браслете. Я затаила дыхание. Иногда нам платили за услуги золотом, но не в достаточном количестве, чтобы окупить и двадцатую часть того, что лежало у меня на ладони; и, хотя мы неплохо существовали на наши заработки, мы никогда не могли тратить сверх того, что уходило на пищу и одежду, а также на ремонт нашего жилища.