Лайам знал, что она права. Сантьяго уважал смелых и независимых людей, пусть даже их взгляды и привычки во многом отличались от его собственных.
— Давай-ка сменим тему. Хочешь десерт?
Марисала поднялась из-за стола.
— Нет, Лайам, я не хочу десерта. И не хочу менять тему. Ты ведешь себя как собака на сене: ни себе ни другим.
— Неправда!
Лайам понял, что зашел слишком далеко. Случайное упоминание о Дэне вывело его из себя. И теперь оставалось только отрицать, что он питает к Марисале хоть какой-то интерес… Лайам уже сам не понимал, где правда, а где ложь. Он окончательно запутался.
— Значит, ты не станешь возражать, если прямо отсюда я поеду к Дэну? На ту самую вечеринку, куда он пригласил меня по телефону, а ты не удосужился мне передать?
У Лайама упало сердце. Черт возьми, он действительно совсем об этом забыл! Честное слово, просто забыл…
— Марисала, извини, ради Бога…
— Ты хочешь поймать двух зайцев разом, — заметила Марисала, утирая губы салфеткой. — Ты ведь сам решил, что я тебя не интересую. Так прекрати изображать ревнивого любовника и дай мне жить своей жизнью.
— Мара, пожалуйста, сядь и…
— Благодарю за ужин. Все было просто великолепно. Почти все. Пока, увидимся после вечеринки.
Он снова в джунглях.
Прячется от солдат.
Черная, непроглядно черная тропическая ночь. Под деревьями стелется мутно-серый туман.
Отряд правительственных войск обыскивает лес в нескольких ярдах от того места, где лежат они с Марисалой. Марисала, измученная усталостью и лихорадкой, свернулась калачиком в спальном мешке: Лайам слышит ее частое и неровное дыхание. «Господи, — думает он, — помоги нам найти приют! Еще две или три ночи на голой земле — и она не выживет!»
Самому ему тоже скверно: ноют едва затянувшиеся раны. Но о себе Лайам старается не думать.
Из-за зарослей доносится резкий запах дешевых, скверных сигар. Лайам вспоминает, что Марисала заставила свой отряд в полном составе бросить курить: ведь запах табака в джунглях может выдать их врагам.
Один солдат подошел совсем близко, и Лайам вжимается в землю, словно надеется слиться с ней в одно целое.
Сзади зашевелилась Марисала.
— Лайам! — испуганно шепчет она и садится. — Лайам!
Пока солдат ее не слышит. Но Лайам понимает: заговори она чуть громче — их обнаружат.
Быстро и бесшумно он валит ее на землю, прижимает своим телом, осторожно зажимает ей рот рукой.
— Тише! — шепчет он ей в ухо. — Ни звука! Здесь солдаты!
Но, похоже, лихорадка помрачила ее рассудок. Марисала вырывается, и он прижимает ее к земле все крепче, моля Бога, чтобы солдаты не услышали возни в кустах…