Он сделал паузу, чтобы проглотить оставшуюся часть коктейля. Я наблюдал за ним, размышляя о том, как странно выглядит этот Алек Норрис: узкое тело, узкая голова с костистым лицом, в котором выпирают скулы, челюсти и зубы и сильно выступает лоб, в то время как плоть, казалось, сжалась так, что едва покрывает череп.
Затем слово взял другой гость. Полагаю, это был молодой Дэвид Стрикленд.
— Но арест не всегда означает приговор для виновного, — сказал он. — Были убийцы настолько отчаянные, что, хотя они заранее знали, что на них падёт подозрение и вероятно последует обвинение, решали рискнуть. Они были достаточно умны, чтобы не оставлять слишком много улик.
Я не очень внимательно смотрел на Стрикленда, поскольку вполне хорошо его знал. Он был моложе любого из нас, крепко сбитый парень, любитель спорта, особенно скачек. Он всегда был не прочь стрельнуть у вас пятёрку, но в случае отказа не затаивал злобы. Он был своего рода протеже Терстонов, и доктор Терстон иногда говорил о нём, обращаясь к своей жене: «Твой возлюбленный, дорогая». Однако за этим ничего не стояло, хотя я мог представить себе Мэри Терстон, помогающую ему выпутаться из затруднений. В молодом Стрикленде не было ничего от альфонса: просто любитель выпить и поиграть, обожающий непристойные истории.
Алек Норрис отмахнулся от этого замечания как от досадного недоразумения.
— Когда полиция знает нужного человека, она всегда найдёт доказательства, — заметил он и возвратился к осуждению детективной беллетристики. — Там всё так искусственно, — сказал он, — так не связано с жизнью. Вы, все вы знаете эти литературные убийства. Внезапно, в середине вечеринки, — возможно подобной вот этой, — кого-то находят мёртвым в соседней комнате. С помощью уловок автора все гости и половина штата прислуги оказываются под подозрением. Тогда прибывает замечательный детектив, который точно доказывает, что виновен фактически единственный человек, которого вы вообще никогда не подозревали. Занавес.
— Ещё налить, Алек?
— Спасибо. Но я ещё не закончил. Я собирался отметить, что это стало просто неким состязанием между читателем и автором — собаки травят лису. Однако современные читатели становятся слишком умными. Они уже не подозревают очевидных людей, как делали это раньше. Но если у писателя выведен персонаж, который по всем чертам не похож на преступника, они вполне могут начать к нему присматриваться повнимательнее, просто по аналогии. Используется каждый из второстепенных персонажей. Это может оказаться семейный адвокат, как вы, мистер Уильямс. Сам хозяин, как вы, Терстон. Молодой друг, гостящий в доме, как вы, Таунсенд, — он бросил взгляд в моём направлении, — или как вы, Стрикленд, или как я. Дворецкий, как Столл, викарий, как мистер Райдер, горничная, как Энид, шофёр, как ваш как-там-его? или сама хозяйка, как вы, миссис Терстон. Или же это может быть совершенный чужак, который не появляется до двадцатой главы, хотя я называю это мошенничеством. Фактически, в оборот должен быть взят каждый из нас.