Потрясено внимая бормотанию убогого, Ришар молчал. Он уже слышал от вассалов, в том числе и от рыцаря Рюбана, в какое ничтожество впал барон Алибо, и однако же даже не предполагал, до чего жалкое зрелище представлял ныне некогда грозный самодур. На какой-то миг Ришар даже позабыл, зачем собственно явился под стены Королевского Пожарища. Он удивленно обернулся, словно желая отыскать потерянного врага, и лишь через несколько долгих мгновений (Алибо тем временем забубнил молитву, дабы наглядно продемонстрировать свое благочестие), с величайшим трудом придя в себя, молодой барон смог, наконец, совместить несчастного дурочка и оборванца со своим нахальным соседом.
— Шапка Господня!.. — только и вымолвил он, а барон Алибо, довольный тем, что никто не пытается взять его под стражу и даже не бьет, дребезжащим голосом стал выкрикивать восхваления добрым стражникам Святого Трибунала.
Ришара прямо-таки замутило, он резко осадил своего гнедого, и благородное животное сделало несколько быстрых шагов назад. Проведя рукой по лбу, словно отгоняя неприятные мысли, молодой барон подозвал нескольких воинов и велел им полностью открыть ворота и осмотреть замок. Один из вассалов указал на оборванного Алибо и вполголоса спросил:
— А с этим негодяем что прикажете делать?
— С этим то? — Ришар вновь взглянул на некогда грозного врага и, тот показался ему до того несчастным и измученным, что барон лишь махнул рукой. — Пусть себе катится ко всем чертям… о такого и руки марать противно… — затем высыпал из кошеля на ладонь несколько монет и как милостыню швырнул их бедному грешнику.
С грохотом распахнулись дубовые ворота, поползли вверх тяжелые железные решетки, и как только дорога для всадников оказалась открытой, Ришар дал шпоры коню и во главе отряда въехал в захваченный замок. Лишь один из его слуг оставался на месте, в задумчивости глядя на прощенного грабителя. Нет, все-таки сеньер Ришар еще слишком молод. Это ж надо, чего удумал, такого, да отпускать. А не дай Бог и в Трибунале надумают помиловать преступника, что тогда? Эх, двадцать лет, двадцать лет… Ну да ничего, возраст — дело поправимое. Поумнеет еще… Что же до скотины этой высокородной…
— Эй ты, дурак, подойди ка поближе, — громко и грубо приказал он барону, и Алибо торопливо подбежал к конному слуге, угодливо кланяясь. — Ну-ка ответь, что там еще такое?
Следуя за жестом всадника, Алибо поспешно обернулся, и тогда слуга со всей силой обрушил на его голову дубинку. Даже не вскрикнув, барон повалился на дорогу. Бедняга умер, так и не узнав, что Святой Трибунал давно о нем позабыл. У благочестивых монахов было слишком много иных забот.