-- Но мой лама говорит совсем другое!
-- О, он старый мечтатель из Бхотияла. Сердце мое слегка гневается, Друг Всего Мира, что ты так высоко ценишь столь мало известного человека.
-- Это верно, хаджи. Но я вижу его достоинства, и сердце мое тянется к нему.
-- А его сердце -- к тебе, как я слышал. Сердца, как лошади. Они приходят и уходят, повинуясь удилам и шпорамКрикни Гуль-ШерХану, чтобы он покрепче забил прикол гнедого жеребца. Я не потерплю, чтобы лошади дрались на каждом привале, а мышастого и вороного нужно стреножить... Теперь слушай меня! Неужели для твоего сердечного спокойствия тебе нужно видеться с этим ламой?
-- Это входит в мои условия,-- сказал Ким.--- Если я не буду видеться с ним и если его отнимут у меня, я уйду из накхлаоской мадрасы и... если уйду, кто сможет найти меня?
-- Это правда. Никогда жеребенок не был так слабо привязан, как ты.-- Махбуб кивнул головой.
-- Не бойся,-- Ким говорил так, словно он мог исчезнуть в ту же минуту.-- Мой лама сказал, что придет повидаться со мной в мадрасу.
-- Нищий с чашкой в присутствии этих молодых сахи...
-- Не все!-- фыркнув перебил его Ким.-- У многих из них глаза посинели, а ногти почернели от крови низких каст. Сыновья мехтарани, единоутробные братья бханги (метельщика).
Не стоит приводить здесь всю генеалогию до конца. Но Ким выразил свое мнение о юных сахибах ясно и без горячности, не переставая жевать кусок сахарного тростника.
-- Друг Всего Мира,-- сказал Махбуб, подавая мальчику трубку для прочистки.-- Я встречал множество мужчин, женщин, мальчиков и немало сахибов. Никогда в жизни не видывал я такого чертенка, как ты.
-- Но почему же чертенок? Ведь я всегда говорю тебе правду.
-- Может быть, именно поэтому, ибо мир полон опасности для честных людей.-- Махбуб Али тяжело поднялся с земли, опоясался кушаком и пошел к лошадям.
-- А, может, продать тебе правду?
В тоне Кима было нечто, заставившее Махбуба остановиться и обернуться.
-- Что еще за новая чертовщина?
-- Восемь ан, тогда скажу,-- произнес с усмешкой Ким.-Это касается твоего спокойствия.
-- О шайтан!-- Махбуб отдал деньги.
-- Помнишь ты о том дельце с ворами, в темноте, там, в Амбале?
-- Раз они покушались на мою жизнь, значит я не совсем позабыл о них. А что?
-- Помнишь Кашмирский караван-сарай?
-- Я тебе сию минуту надеру уши, сахиб.
-- Не стоит того... патхан. Но только второй факир, до потери сознания оглушенный сахибами, был тот самый человек, который приходил обыскивать твою каморку в Лахоре. Я видел его лицо, когда они тащили его на паровоз. Тот самый человек.