Греховно улыбаясь, он вышел наружу под теплый дождь и отыскал некий дом, наружный вид которого отметил раньше...
--Аре! Или ты не знаешь, что мы за женщины, мы, живущие в этом квартале? О стыд!
-- Вчера я родился, что ли?-- Ким по туземному сел на корточки среди подушек в одной из комнат верхнего этажа.-Немного краски и три ярда ткани, чтобы помочь мне устроить одну штуку. Разве это большая просьба?
-- Кто она? Ты сахиб. Значит, еще не дорос, чтобы заниматься такими проказами.
-- О, она? Она дочь одного учителя полковой школы в военном поселке. Он два раза бил меня за то, что я в этом платье перелез через их стену. А теперь я хочу пойти туда в одежде мальчикасадовника. Старики очень ревнивы.
-- Это верно. Не шевелись, пока я мажу тебе лицо соком.
-- Не слишком черни, найкан. Мне не хочется показаться ей какимнибудь хабаши (негром).
-- О, любовь не обращает внимания на такие вещи. А сколько ей лет?
-- Лет двенадцать, я думаю,-- ответил бессовестный Ким,-и грудь помажь. Возможно, отец ее сорвет с меня одежду, и если я окажусь пегим...-- он расхохотался.
Девушка усердно работала, макая тряпичный жгут в блюдечко с коричневой краской, которая держится дольше, чем сок грецкого ореха.
-- А теперь пошли купить мне материи для чалмы. Горе мне, голова моя не выбрита! А он, может, сорвет с меня чалму.
-- Я не цирюльник, но постараюсь. Ты родился, чтобы разбивать сердца! И все это переодеванье ради одного вечера? Имей в виду, что краска не смывается.-- Она тряслась от хохота так, что браслеты на руках и ногах ее звенели.-- Но кто мне заплатит за это? Сама Ханифа не дала бы тебе лучшей краски.
-- Уповай на богов, сестра моя,-- важно произнес Ким, морща лицо, когда краска высохла.-- К тому же, разве тебе приходилось когданибудь так раскрашивать сахиба?
-- В самом деле, не приходилось. Но шутка не деньги.
-- Она много дороже денег.
-- Дитя, ты, бесспорно, самый бесстыдный сын шайтана, которого я когда-либо знала, если такими проделками отнимаешь время у бедной девушки, а потом говоришь: "Разве шутки тебе не достаточно?" Далеко ты пойдешь в этом мире.-- Она шутливо поклонилась ему, как кланяются танцовщицы.
-- Все равно. Поторопись и побрей мне голову.-- Ким переминался с ноги на ногу, глаза его горели весельем при мысли о чудесных днях впереди. Он дал девушке четыре аны и сбежал с лестницы как настоящий мальчик-индус низкой касты. Следующий визит его был в харчевню, где он, не жалея средств, устроил себе роскошный и жирный пир.
На платформе Лакхнауского вокзала он видел, как молодой деКастро, весь покрытый лишаями, вошел в купе второго класса. Ким снизошел до третьего класса, где стал душой общества. Он объяснил пассажирам, что он помощник фокусника, который покинул его, больного лихорадкой, и что он догонит своего хозяина в Амбале. По мере того как в вагоне менялись пассажиры, он варьировал свой рассказ, украшая его ростками расцветающей фантазии, тем более пышной, что он так долго лишен был возможности говорить с туземцами. В ту ночь во всей Индии не было существа счастливее Кима. В Амбале он вышел и, хлюпая по мокрым полям, побрел на восток к деревне, где жил старый военный.