— Ну что, нашла Сашку? — коротко спросил он.
— Нет… — выдавила из себя Эля. — Дома никого.
— Это бывает. Он путешественник.
— Почему? — Эля попыталась представить Максимихина с рюкзаком и в сапогах. Не получилось.
— Город изучает. — Мужчина спрятал телефон. — Походи по дворам, наверняка его встретишь. — Он оглянулся. — Так чего ты там выиграла? Лошадь?
— Соревнования, районные. По конкуру. — Эля говорила, с удивлением замечая, что голос у нее стал писклявый.
— Да что ты! — Мужчина впервые внимательней посмотрел на нее. И улыбнулся. Никогда она не видела таких улыбок. Она сломала его лицо сотней морщинок, совершенно изменив — оно потеряло свою резкость и холодность. — А где занимаешься?
— Конюшня «Русь». Это рядом.
— Покататься проведешь? Никогда не сидел на лошади.
Эля сдержалась, чтобы не поправить — на лошади ездят, а не катаются.
— Конечно.
— Кинь номер, я тебе позвоню.
От неожиданности Эля закашлялась, стала рыться в карманах, чувствуя уничтожающее смущение.
— Простыла, что ли?
Мужчина стоял так близко, что Эля видела: не такой уж он и старый. Лет двадцать, наверное. Пальто и шарф придавали солидности. Если бы он был в куртке и джинсах, вполне сошел бы за сверстника.
— Кипятка выпила, — призналась Эля. — Целую чашку.
— Зачем?
— Так получилось. — Вспомнила, что телефон в кармане. Стушевалась — зачем искала, если можно было просто назвать цифры.
— Забивай мой, если свой не помнишь.
Путаясь в кнопках, Эля набрала. Послала вызов. Заиграла знакомая музыка. Откуда-то она ее знала.
— Ну, все! — мужчина спрятал свой телефон в карман. — Я позвоню. Зовут тебя?
— Элина. — Голос пропал. Эля на секунду ощутила себя невесомой. День сегодня какой-то…
— Будь здорова, Элли из Волшебной страны! — Он коснулся ее локтя. — И не пей кипятка! А меня зовут Родион. Но не Раскольников! Это ты, наверное, знаешь по Вадьке.
Эля хотела возразить, хотела сказать, что и Вадьки не знает, и что Родиона не Раскольникова тоже не знает…
Он уходил. Полы пальто взлетали. Какие он делает широкие уверенные шаги. Ничего себе — познакомились…
А дома уже была мама. Она что-то переставляла, что-то убирала, на что-то ворчала.
— Мама, — просипела Эля и закашлялась. Кожа начала облезать, и это было брррр как неприятно. — А любовь существует?
— Конечно, — мама устало опустилась на стул в прихожей.
— Куда она потом девается?
— Никуда не девается. Все там же остается.
— Значит, ты любишь папу?
— «Люблю Россию я, но странною любовью…» Что у тебя опять стряслось?
Эля подумала. Вот бы сейчас взять и все рассказать. Хоть кому-то. Но говорить было больно, и она просто помотала головой.