Перед глазами плыл кровавый туман. Сердце бешено билось в груди. Отняв окровавленную ладонь от груди, я ощутил, как боль стремительно уходит, а на ее место возвращается былое спокойствие. Отростки на воздухе съежились и превратились в алую слизь. Я нащупал руками рукоять меча и подтянул к себе поближе, словно боялся потерять. Посмотрев на еще живого Сергея, я с трудом поднялся на колени и медленно приставил острие к его горлу.
– Сделай это… – шептали его стремительно чернеющие губы. – Только быстро и…
Клинок легко пронзил гортань, шею и через мгновение достал до мозга. Тело бешено задергалось, а потом застыло, навек успокоившись. Когда я дополз до Антона, с ним началась неприятная для глаза метаморфоза, которую я не хочу вспоминать. Из моих глаз бежали слезы, когда я проделывал с ним тоже что и Сергеем, чтобы он не воскрес в своем новом и ужасном обличии Ночного Охотника. Каждый зараженный Радостью жизни рано или поздно становился тем, кем должен стать, но лишь единицы из тысячи перерождались по настоящему в опасную нежить. Большинство становилось ожившими мертвецами, но таким людям как мы, даже после смерти не светило спокойствие. Смотря невидящим взором в грозовое небо, я чувствовал, как на душе у меня становится пусто. Не такой уж и плохой день для свидания с вечностью. Я приставил к своему подбородку острие меча, ощутив, как по спине побежали капли холодного пота. Не буду кривить душой, мне чертовски страшно умирать, но еще страшнее осознавать, что меня ждет после контакта с Радостью жизни. Ужасные мучения или забытье? Что чувствовали те, кого я убивал? Может ли зомби чувствовать боль, или он всего лишь тупая оболочка, волею судьбы вынужденная бродить по миру неприкаянной? А генофаг? Он отвратительная машина для убийств или так же как и я просто хочет жить? Так кто из нас чудовище? Он или тот, кто его убил? Его сущность чужда людям, даже враждебна, но он не лучше и не хуже нас самих. Так в чем наша общая проблема, неужели только в недопонимании?
Вдали послышались звуки приближающейся бронетехники. Нужно решиться сейчас или до конца жизни нести тяжесть содеянного и проклинать себя за слабоволие.
– Черт меня раздери, – еле слышно прошептал я, медленно опуская меч. – Трус несчастный…
Встав с земли, я спрятал катану в ножны и понуро побрел на шум моторов. Нужно придумать разумное объяснение, почему все погибли, а я нет. Осененный догадкой, я остановился и провел ножом по ладони. Боль быстро прошла, а рана на глазах затянулась, не оставив на коже даже шрама. Мне вдруг как никогда прежде захотелось жить, что бы разгадать эти не дающие мне покоя загадки. Когда-нибудь я обязательно доберусь до истины, даже, если придется уйти в изгнание на большую землю. Осталось только найти золотокожего гостя и порасспросить его о происходящем, даже, если во время разговора придется вытрясти из него душу.