А через пару месяцев после своего дня Ангела Алексей впервые отнял чужую жизнь.
В тот день он неторопливо брел с Колываном по старому тракту, предвкушая, что к вечеру они доберутся до деревеньки, где найдут и стол и кров, как вдруг из–за поворота послышался сиплый лай убежавшего вперёд Бирюша.
Увиденная картина хоть и являлась достаточно привычной для тех времен и мест, глаза не радовала.
У обочины колесами вверх валялась пустая телега, из–под задка которой виднелись чьи–то, обутые в изрядно стоптанные сапоги, ноги. Лицо у владельца сапог отсутствовало. Выстрел чуть не в упор, превратил его в жуткую маску. Колыван и Лешка, не испытывая пустых иллюзий, разбрелись по кустам, авось всё же повезет и найдется кто–нибудь живой. Надежды, как и предвиделось, не оправдались. Посреди маленькой полянки, раскинувшейся в саженях трех от дороги, на траве лежали две женщины — одна постарше, удавленная собственным платком, вторая помладше, видимо, дочь – неизвестные варнаки располосовали ей горло одним ударом. Чуть поодаль, опершись спиной на дерево, кулем обвис парнишка чуток помладше Пелевина. Вилы, вогнанные ему в живот, уперлись черенком в землю и не давали телу упасть.
— Не просто так баб–то убили, ироды, — проворчал Колыван, одергивая книзу испачканные кровью подолы простеньких сарафанов. — Наизгалялись прежде вдоволь… Ты, Леха, на ляжки бабские не пялься, не постыдь добрых женщин после смерти, а бери Бирюша и следы тех варнаков сыщи. Как найдешь, мне скажешь, схожу за ними.
Пелевин молча кивнул, свистнул пса и бесшумно растворился в кустах. Вернулся к Колывану уже затемно. Пока Алексей бродил по тайге, дед где–то нашел лопату с обломанным черенком и успел выкопать большую, одну на всех, могилу.
— А ничего, молодец парнишка–то оказался, — Алексей перетянул обрывком веревки две палки, превратив их крест. — Одного татя он теми вилами, что его кончили, считай до смерти пропорол, тот во–о–о–н в тех кустах дохлый валяется, и еще одного покоцал. На траве капли кровавые до сей поры видны…
— Устал по тайге взад–вперед носиться? – участливо спросил Колыван, втыкая самодельный крест в навершие могильного холмика. — Или еще чуток сил найдется?
— Ты ж за душегубами собрался? – вопросом на вопрос ответил Пелевин, поднимая с земли ружье.
Колыван кивнул, не сводя с внука внимательного взгляда.
— Ну, так и я с тобой, — пожал плечами парень. — Куда ж мы друг без друга. Да и дорогу показать надо.
Разбойничью стоянку они заметили еще издали. Сначала Бирюш, почуяв дым, сдавлено заворчал, а чуть позже сквозь заросли стали заметны всполохи высокого костра. Дед что–то шепнул собаке, и пес, припав к земле, наравне с людьми тихо пополз к окружавшим костер кустам. Вокруг огня сидели трое угрюмых мужиков и, передавая по кругу флягу, обменивались скупыми репликами. У одного на коленях лежал кинжал с длинным, чуть изогнутым клинком, у второго по правую руку, валялась солдатская винтовка, у третьего из–за пояса торчала рукоять револьвера.