И в нас не выстрелили.
Когда громадная башня нависла над нами и мы подошли к воротам — из открывшегося маленького окошка-бойницы грубо спросили:
— Чего вам?
— Я — страж. Прошу пустить меня в город.
— Зачем?
— Очистить Моров от темных душ.
— У нас их нет. Проваливайте, пока я не отдал приказ нашпиговать вас свинцом.
— Позови капитана башни.
— Я и есть капитан башни! И если ты считаешь, что распахну перед тобой ворота без приказа князя, то ты полный дурак.
— Так доложи князю! — Я не собирался отступать. — И не забудь напомнить, что это я оказываю городу услугу, а не город мне. Если вы настолько упрямы, что не желаете меня пускать, — пусть это будет осознанный выбор вашего господина. Если хотите, чтобы твари жрали вас, я не стану вмешиваться.
— Ладно. Жди. Я уже отправил гонца. — Лицо в амбразуре исчезло, а Мариуш заметил:
— Жиротинец в жизни не пустит вас в свой город.
— Посмотрим.
Ждать пришлось больше получаса. Никто не торопился, и Радек, передав знамя Войтеку, сел прямо на землю, опершись спиной о мощные створки, обитые листами железа. Наконец приглушенно загрохотали засовы и задвижки, гулко загудел барабан, поднимающий цепь, и в воротах распахнулась маленькая узкая калитка.
— Погодите, господин ван Нормайенн, — остановил меня Мариуш. — Я первым пойду.
— Ваша обязанность была довести меня до ворот. Вам не обязательно идти туда.
— Моя обязанность удостовериться, что вас пропустят, а если нет, то сопроводить обратно. Так что мы идем внутрь.
Мы оказались в башне, во вратном покое, ярко освещенном факелами. Загудел механизм, калитка, через которую мы вошли, захлопнулась, и опустившийся стальной штырь заблокировал ее.
На узком пространстве одновременно могли находиться не больше пяти человек. Дорогу перекрывала опущенная тяжелая кованая решетка.
За ней на нас мрачно смотрели два десятка неприветливых солдат. У многих в руках были арбалеты или пистолеты. Там же стояло и Пугало.
Люди не видели его, но ощущали присутствие чего-то тягостного, и вокруг одушевленного образовалось пустое пространство.
Пугало впервые на моей памяти сменило «костюм»: поверх его дырявого мундира была надета помятая, ржавая кираса, а на голове вместо соломенной шляпы красовался морион с плюмажем из розовых страусовых перьев. Оно сделало вид, что не узнало меня, и стало сверлить взглядом факел, пока тот не замигал и не погас.
— Страж, покажи кинжал. — Капитан башни оказался немолодым, усталым человеком.
Я вытащил клинок из ножен, протянул ему сквозь прутья решетки.
— Факел сюда, — приказал воин и, склонившись, изучил дымчатый клинок, а затем так же придирчиво рассмотрел звездчатый сапфир. — Действительно, страж.