– Где они? – повторила я. – Что с ними?
– Мертвы, – сказал, наконец, человек со шрамом.
– Все? – невпопад спросила я, а в голове крутилась только одна мысль: «Я не заплачу, я не буду плакать, я сильная. Я не заплачу».
А ведь я знала, с того момента как очнулась – знала. Просто приказывала себе об этом не думать. Убеждала себя, что они где-то рядом, тоже раненные, просто без сознания, и я их не вижу. Что сейчас я, наконец, заставлю этих увальней себя понять, и меня отведут к соплеменникам и моему папе. Папа, папочка… Ой, кажется я все-таки заплакала…
Ведь, когда очнулась, начиналось-то все не так уж плохо. Правда долго не могла сообразить, где я лежу и почему лежак такой неровный. И на фига я разделась… Я же в дороге только куртку и сапоги обычно на ночь снимаю, и то не всегда… Иногда так устанешь, что падаешь на лежанку в чем была. Ой, голова кружиться… Неужели опять эти засранцы мне «горючего Горючее – гномий самогон, получаемой примитивной перегонкой. Обозвали так из-за того, что горит. До химически чистого спирта этой субстанции еще очень далеко, но на данный момент, пожалуй, самое крепкое спиртное на Дее. Только лучше не спрашивать, из чего именно его гонят.» в сидр налили, гады, последние две бочки остались, и те выпить со вкусом не дадут. И почему у меня правая рука в локте согнута и к телу привязана?
Я попыталась пошевелиться и тут же кольнула боль, будя воспоминания. Нападение тсареш, бой, укус в ногу… Непонятные люди…
Людей было уже пятеро. Двое сидело около костра, разведенного прямо на обочине, против всех правил вежества, в обнимку со своими жезлами, уставясь в огонь, бородатый жрец задумчиво расхаживал вдоль кромки леса, еще один похоже спал, завернувшись с головой в какую-то тряпку грязного цвета. Что это человек, а не куча вывороченной земли, свидетельствовали только подошвы сапог огромного размера, торчащие наружу. Их главный, тот, что со шрамом через щеку, сидел рядом со мной, опершись спиной о колесо повозки, запрокинув голову и прикрыв глаза. Вся его фигура выражала усталость. Чего-то рано он, судя по Тарре, только-только вторая дневная стража закончилась. Никого из наших я поблизости не заметила.
– А где папа? – спросила я, пытаясь встать и стараясь не потревожить прокушенную ногу. Боль уже не кольнула, а обрушилась водопадом. Странно, болели правые плечо и рука, сейчас туго перебинтованные. А мне казалось, что только в ногу серьезно прилетело. Плечо так, ушиб сильный. Причем к предплечью был примотан какой-то твердый предмет, холодивший кожу через повязку. А сама рука – согнута в локте и в свою очередь примотана к телу. Да еще куском какой-то тряпки к шее прихвачена, узел на затылке, кстати, шею натирает…