— Обманывать не в моей натуре, сеньора! Я готов вам признаться во всех малейших слабостях, в которых я, быть может, бессознательно мог провиниться по отношению к Озэме. Ее красота, а главное, ее сходство с доньей Мерседес расположили меня в ее пользу, и если бы любовь моя не принадлежала всецело другой, я, вероятно, полюбил бы ее и назвал даже, может быть, своей женой, но у меня ни разу не мелькнула даже эта мысль. Что я чувствовал к ней известную нежность, этого я не отрицаю, но, несмотря на это, она никогда и ни на одну секунду не могла занять в моем сердце место доньи Мерседес. Это я положительно утверждаю. И если я могу упрекнуть себя в чем-либо по отношению к Озэме, то разве только в том, что не всегда умел скрыть от нее то чувство расположения и симпатии, которое ока внушала мне.
— Эта речь мне кажется правдивой, — сказала королева, — но вы, Беатриса, лучше меня знаете своего племянника и лучше меня можете судить, насколько ему следует верить в данном случае!
— Я готова поручиться жизнью, — страстно и горячо воскликнула маркиза, — что каждое его слово правда! Он не лжив, и я рада! О, как я безумно рада, что он имел возможность оправдаться в глазах всех нас! Теперь мне совершенно понятно, что Озэма обманулась в чувствах дона Луи к ней.
— Все это весьма вероятно, но не следует забывать, что теперь это заблуждение следует уладить между женщинами. Отныне донья Озэма будет находиться под моим особым покровительством! Вы же, граф, узнаете завтра о моем решении касательно вас и доньи Мерседес.
В течение целой недели Колумб и дон Луи оставались в полной неизвестности относительно того, что произошло в их отсутствие. Правда, он получил от тетки записку успокоительного свойства, и паж доставил ему, не сказав ни слова, ту самую цепь Мерседес, которую он отдал Озэме. Спустя неделю тот же паж пригласил его к тетке, маркизе. Дон Луи поспешил тотчас же туда отправиться, но, к немалому его удивлению, его никто не ждал, и прошло более получаса, прежде чем отворилась дверь, и в нее вошла Мерседес.
Девушка была крайне взволнована и удручена, рука ее была холодна, как лед, и заметно дрожала, лицо было бледно, но минутами на нем выступали красные пятна.
— Дон Луи, — сказала она, — я хотела этого свидания для того, чтобы окончательно выяснить наши чувства друг к другу и наши желания! Вас подозревали в том, что вы взяли себе в жены Озэму!
— Но ведь вы то, дорогая Мерседес, вы никогда не допускали мысли об этом!
— Я была уверена, что Луи де-Бобадилья имел бы мужество и смелость сознаться в этом, и я ни одной минуты не думала, что вы женились на этой чужеземке!