— Да… Вот так… Здесь, как и во всяком обществе… Понятно? Так… Животные подразделяются… Вот именно, подразделяются. Видишь ли… Они подразделяются на две группы: на тех, кто упорствует… да, да, на тех, кто слепо почитает отжившие понятия… И на создателей новых иллюзий. Вот так. Не знаю, понял ли ты?.. Я говорю о творцах новых иллюзий. Тут он глубоко вздохнул, переменил позу и изрек:
— Мы, как ты уже мог убедиться, относимся ко второй группе. Жоан Смельчак мгновенно задал нескромный вопрос:
— А стрекозы? Как же вы теперь отваживаете этих лентяек, когда они клянчат у вас еду?
— Отравляете их поплясать, как и прежде? Муравей почесал лапкой затылок:
— Знаешь ли… Ты имеешь в виду классическую концовку басни: «Ты все пела, это дело! Так пойди же попляши», — не так ли?
Жоан кивнул головой, и его собеседник с наслаждением пустился в дальнейшие разъяснения:
— Не скрою от тебя, что в последние десятилетия у нас многие выступления проходили под лозунгами: «Дадим пищу стрекозам!» и «Долой Лафонтена!» Эти сомнения нарушили вековой покой наших муравейников… И то тут, то там агитаторы стали присочинять ложные концовки к знаменитой басне в угоду альтруистической политике новых классов, падких на стрекозиную конкретную музыку. К несчастью, все попытки поддержать силы этих бедных поэтов–музыкантов нашей муравьиной пищей кончались катастрофой, что вызвало разочарование у самых закоренелых идеалистов. Вскоре мы убедились, что стрекозы не едят припасов, хранящихся на наших складах (оно и понятно — нам и стрекозам нужна разная пища). Стрекозы от наших яств умирали, одни танцуя, другие с песней на устах, и погибали они очень красиво; кстати, именно стрекозы сочинили легенду, будто корм у них чисто метафизический и что они легко насыщаются запахом трав и солнечным светом. Ты только вообрази себе, солнечным светом! Одним словом… постепенно мы начали…
Он смутился и замолчал. Но, встретив вопросительный взгляд Жоана Смельчака, откровенно признался:
— Постепенно мы начали их поедать.
— То есть как это… поедать!
— Да очень просто. Зубами. Конечно, нас мучили угрызения совести, но что поделаешь? Было бы преступлением не использовать это мясо, такое свежее и такое лирическое, ты не находишь? Не пропадать же ему даром! А какие вкусные у них крылышки, прямо объедение. Они вызывают у нас чувство свободы! И, видя на лице Жоана признаки явного неодобрения, муравей сделал ловкий стратегический ход и выступил в защиту стрекоз:
— Только напрасно ты называешь их лентяйками. Пение для них тоже работа. Да еще какая! Конечно, их слушать дело не легкое, но сам попробуй спой, как пила, на их стрекозиный лад. И, с достоинством покашливая, муравей торжественно удалился, а Жоан Смельчак последовал за ним, горя желанием посетить музей Живой Басни под открытым небом.