Он продолжал сидеть с закрытыми глазами. Слова Маллинсона смутили его и растрогали. Видно, судьбе было угодно, чтобы его выдержку всегда путали с бесстрашием, хотя на самом деле он был просто более бесстрастен и не так уж силен. На его взгляд, они влипли в чертовски нелепую историю. Конвей и не думал храбриться, а, напротив, заранее переживал из-за неминуемых неприятностей. «Взять, к примеру, мисс Бринклоу. Она единственная женщина в группе и при определенных обстоятельствах, очевидно, потребует к себе большего внимания, чем все остальные», — Конвей заранее гнал от себя мысль, что в какой-то момент подобный «несбалансированный подход» может оказаться неизбежным.
И все же, убедившись, что заснуть не удается, Конвей первый делом заговорил с мисс Бринклоу. Она немолода и некрасива, рассуждал он сам с собой, это явный минус, но очень даже полезный в тех перипетиях, которые им вскоре предстоят. К тому же Конвей сочувствовал ей: ни Маллинсон, ни американец, надо полагать, миссионеров не жалуют, особенно миссионеров в юбках. Сам он был свободен от предрассудков, однако, опасался, что его вольный образ мыслей может с непривычки шокировать ее.
— Мы, кажется, попали в веселенькую переделку, — прошептал он, наклонясь ближе к ее уху. — Я рад, что вы так спокойно реагируете. Надеюсь, ничего страшного не случится.
— Безусловно, если это будет зависеть от вас, — произнесла она, но этот ответ не успокоил его.
— Обязательно скажите, чем помочь, чтобы вам было удобно.
— Удобно? — пробурчал Барнард, расслышав последние слова Конвея. — Разве нам и так не удобно? Мы в полном восторге от экскурсии, не хватает только колоды карт — сыграли бы роббер в бридж.
Конвей оценил шутливый тон американца, хотя не любил бридж.
— Не уверен, что мисс Бринклоу увлекается картами, — улыбнулся он.
— Очень даже увлекаюсь, и не вижу в этом ничего дурного, — задорно возразила миссионерша. — В Библии на карты запрета нет.
Все рассмеялись и даже были благодарны мисс Бринклоу за эту маленькую разрядку. По крайней мере, она не впадает в истерику, подумал Конвей.
Всю вторую половину дня самолет парил в туманных заоблачных высях, и с этого расстояния было очень трудно разглядеть что-нибудь. Время от времени, через продолжительные интервалы, облака расступались, и тогда внизу мелькал крутой излом горы или изгиб незнакомой реки. Общее направление угадывалось по солнцу — они продолжали лететь на восток, иногда уклоняясь на север, но куда именно, нельзя было понять из-за скорости полета, которую Конвей не мог вычислить даже приблизительно. Большая часть бензина, вероятно, была уже израсходована, хотя и это зависело от многих факторов. Конвей не разбирался в авиационной технике, но был уверен, что этот непонятный летчик свое дело знает. Что он доказал, приземлившись в скалистом ущелье, и не только этим. Конвей почувствовал невольное восхищение, которое у него всегда вызывала безупречная работа профессионала. Он привык к постоянным обращениям за помощью, и одно присутствие человека, не нуждающегося в ней, действовало успокаивающе, даже при всей неопределенности будущего. Впрочем, Конвей понимал, что его спутникам не до таких тонких материй. У каждого было множество своих причин для треволнений. У Маллинсона осталась невеста в Англии. Барнард, вероятно, женат. Мисс Бринклоу переживает за свою работу или служение, называй как хочешь. Между прочим, Маллинсон оказался самым неуравновешенным — он нервничал все сильнее, словно бросая вызов хладнокровию Конвея, которым так восторгался в разговорах с другими. В какой-то момент вспыхнул яростный спор.