— Когда это случилось? — полюбопытствовал Резерфорд.
— Примерно год назад, в мае тридцать первого. Мы тогда эвакуировали гражданских в Пешавар из Баскула, там революция началась, помните? Из-за этой заварушки все и случилось. Ну, что было то было. Ясно только одно: о человеке всегда судят по одежке.
— Разве в самолете не дежурит второй пилот? — продолжал любопытствовать Резерфорд.
— Дежурит — на обычных транспортных. А эта машина была особая, высшего класса, принадлежала раньше какому-то махарадже. Ее использовали для высотной аэрофотосъемки в Кашмире.
— Так вы говорите, до Пешавара самолет не долетел?
— Не долетел и посадок не делал. Это-то и странно. Местный угонщик удрал бы в горы и потребовал выкуп за пассажиров. Наверное, все они погибли. На границе полно глухих мест, разбиться там можно запросто — поминай потом как звали.
— Да, тамошние места мне известны. А сколько было пассажиров?
— Вроде бы четверо. Трое мужчин и женщина — миссионерка.
— А не было ли среди них человека по фамилии Конвей?
— Да, совершенно верно, откуда вы знаете? — удивился Сандерс, — «краса и гордость» Конвей — вы с ним знакомы?
— Мы учились в одном колледже, — смутился Резерфорд.
Это была сущая правда, и смущаться ему, вроде бы, было не с чего.
— Отличный малый, — сказал Сандерс, — в Баскуле про него такое рассказывали…
— Да, это правда, — кивнул в ответ Резерфорд, — но все же поразительно… совершенно поразительно…
Он, похоже, собирался с мыслями после короткого экскурса в прошлое, затем спросил:
— В газетах ничего не писали об этом, иначе я был бы в курсе. А вы знаете, что там было?
Сандерс неожиданно смешался, и мне даже показалось, что он вот-вот зальется краской.
— Я и так, наверное, сболтнул лишнее. Хотя теперь это уже не имеет значения. Старая история — в гарнизонных столовых она никого больше не волнует, а на базарах и подавно. Видите ли, это дело замяли, я имею в виду подлинные обстоятельства. Могло произвести нежелательное впечатление. Официально было объявлено: один из самолетов пропал, только назвали фамилии. И никаких подробностей, чтобы не привлекать внимания.
В этот момент Вейланд снова подсел к нашему столику.
— Послушайте, Вейланд, — полуоправдываясь, обратился к нему Сандерс. — Тут ребята толковали про Конвея, и я, кажется, проговорился о той баскульской истории. Это не страшно, как вы думаете?
Вейланд напряженно молчал. Было очевидно, что он пытается совместить роли гостеприимного хозяина-земляка и блюстителя казенных прописей.
— Должен заметить, — наконец вымолвил он, — что это не шуточки. Неужели вам не внушали в летной школе, что офицер обязан помалкивать о происшествиях на службе? Это дело чести.