— Рассматриваете гору, мистер Конвей?
— Да, великолепный вид. У нее есть название?
— Она называется Каракал.
— Ни разу не слыхал. Известна ли ее высота?
— Более двадцати восьми тысяч футов.
— Неужели? Вот уж не думал, что увижу что-то подобное за пределами Гималаев. Ее обследовали, как полагается? Кто производил съемку?
— Кто же по-вашему, достопочтенный сэр? Разве монашество и тригонометрия так уж несовместимы?
Эти слова позабавили Конвея.
— Ну, что вы, отчего же нет, — вежливо рассмеялся он.
Шутка показалась ему не из самых удачных, «но обыграть ее, пожалуй, стоит», — подумал он. И через несколько минут поход в Шангри-ла начался.
Подъем продолжался все утро, двигались медленно, избегая круч, но это отнимало много сил, и на разговоры их не оставалось. Китаец вальяжно восседал в своем кресле, что могло бы показаться неуважительным по отношению к даме, хотя представить мисс Бринклоу, удостоенную подобных почестей, было невозможно даже при самом буйном воображении. Конвей переносил разреженный воздух лучше остальных, и потому был способен улавливать обрывки фраз, которыми время от времени обменивались носильщики. По немногим знакомым ему тибетским словам он понял, что те рады возвращению в монастырь. Продолжать разговор с их предводителем Конвей не мог, ибо тот, по-видимому, обладал способностью мгновенно засыпать в любое время — глаза его были закрыты, а половину лица скрывал полог.
Между тем, солнце пригревало сильнее; подступающий голод и жажда были утолены, воздух поражал какой-то неземной чистотой, и каждый новый его глоток был благодатней предыдущего. Процесс дыхания, однако, требовал осмысленных усилий — поначалу это несколько смущало, но стоило приноровиться, как на душе наступало какое-то блаженное спокойствие. Весь организм — легкие, голова, руки, ноги — действовал в едином слаженном ритме. Мистическое начало странным образом уживалось в Конвее со скептицизмом, и эти неизведанные ощущения вызывали у него не лишенное приятности недоумение. Несколько раз он подбадривал Маллинсона, которому подъем давался с большим трудом. Барнарда тоже одолевала одышка, а мисс Бринклоу с мрачной решимостью старалась незаметно наладить дыхание.
— Мы уже почти наверху, — подбодрил ее Конвей.
— Однажды мне пришлось догонять поезд, и ощущение было точно такое же, — проговорила она.
«Ну вот, кому-то что сидр что шампанское — все едино, — подумал про себя Конвей. — Впрочем, дело вкуса».
Как ни странно, он не испытывал дурных предчувствий, а о себе вообще не волновался. В жизни бывают моменты, когда человек готов распахнуть душу навстречу новым впечатлениям, как иногда готов раскошелиться на неожиданно более дорогие, но неизведанные вечерние удовольствия.