— Зачем называть неправильный адрес, если подаешь жалобу?
— Вот именно, — согласился Рой Грейс. — Судя по всему, она была сильно не в себе. Но зачем давать вымышленный адрес? — Он оглядел одного за другим своих подчиненных. — Есть соображения на этот счет?
— Мне это представляется бессмыслицей, — ответил Грэм Болдок.
— И мне, — сказал Гай Батчелор. — Если ты жалуешься, то жалуешься. Если тебе есть что скрывать, ты ни за что не станешь жаловаться. Непонятно. — Он пожал плечами.
— Что-то эта особа мне не нравится, — произнес Грейс. — Надо ее разыскать. И побыстрее.
— Как я могу снять фильм с многомиллионным бюджетом, когда ведущий мудак-актер занимается всякой херней, черт бы его побрал! — рявкнул на весь Банкетный зал Ларри Брукер, обращаясь к несчастному третьему ассистенту режиссера Адриа Гонсалесу.
— Хотите, чтобы я ответил на этот вопрос? — спросил Адриа, вскинув руки в жесте отчаяния.
Обязанности его сводились к тому, чтобы доставлять на съемочную площадку Гею, Джадда Халперна и других главных актеров и препровождать назад после завершения работы. Двадцативосьмилетний мужчина с румяным лицом и коротко стриженными непокорными рыжими волосами, в синей футболке с надписью «Королевская любовница», шортах и кроссовках, он постоянно носил гарнитуру с наушниками и микрофоном, мобильный телефон и пейджер на ремне. Кроме того, Адриа никогда не выпускал из рук список телефонов. Сейчас он пожал плечами и выразительно посмотрел на Брукера. Обеих звезд отличало непомерное себялюбие, и их взаимная неприязнь день ото дня становилась все сильнее и сильнее.
Халперн уже дважды заставлял Гею ждать, и вот теперь она отказалась выходить из трейлера на съемку эпизода, в котором участвовали они оба, пока ей не сообщат, что партнер уже на съемочной площадке и готов сниматься.
Свидетелями последней вспышки гнева Ларри Брукера на этот раз были режиссер, группа операторов и остальные члены съемочной группы. Лысый загорелый продюсер в черной рубашке от Версаче, расстегнутой на груди и открывавшей взору золотой медальон, черных брюках и сапожках на высоких каблуках, надвинулся на Гонсалеса, как какой-нибудь марионеточный диктатор, и схватил за футболку.
— Какого хрена тут происходит? Мы уже полчаса ждем этого чертова засранца. У нас график, которого мы должны придерживаться. Два полных автобуса статистов ждут его!
Не выпуская футболки Гонсалеса, он повернулся к линейному продюсеру Барнаби Кацу, толстенькому коротышке сорока с небольшим лет, с проплешиной на макушке, предательски выглядывающей из зарослей буйных кудрей. Кац, судя по всему, пребывал на грани нервного срыва. Одет он был в бесформенную рубашку лесоруба, мешковатые джинсы и старые ботинки.