— Я и не думаю, что ты бяка. Но ситуация на концерте вышла из-под контроля. Есть пострадавшие, причем серьезно. Перед твоей гостиницей сейчас стоит толпа с плакатами «за» и «против». Некоторые из них просто мерзкие. В них говорится о Клэри.
Джеб ничего на это не сказал. Он все смотрел и смотрел на Сюзанну, как будто увидел ее впервые.
— Что у тебя под халатом?
Сюзанна посмотрела на свой шелковый халат и взглянула в потемневшие серые глаза Джеба — точнее, в один глаз, потому что второй уже не открывался.
— Это называется рубашка поэта. Ночная сорочка.
— Великолепно! — заметил Джеб, взмахом руки уговаривая Сюзанну подойти поближе.
— Не трудись, — сказала она, отступая в коридор. — Так ты разрешишь мне позвонить твоему доктору или нет?
— Конечно. Он все равно ждет звонка. — Джеб посмотрел на газету, дрожавшую в руках Сюзанны, и сказал, расстегивая пропотевшую рубашку: — Он все это уже знает и, вероятно, в бешенстве. Дай мне телефон — я сам ему позвоню.
Сюзанна не стала спрашивать кому. Было уже девять тридцать. Утреннее солнце золотило своими лучами волосы Джеба. Он быстро набрал номер. Это междугородний звонок, заметила Сюзанна, и вышла из комнаты. Нужно было одеться и привести в порядок свои мысли, чтобы с успехом противостоять испытующему взгляду Джеба.
В три часа пополудни, когда Джеб спал так крепко, что Сюзанна испугалась, не впал ли он в кому, и уже собиралась его будить, зазвенел звонок. Подойдя к двери, она увидела перед собой голубые глаза, вдруг напомнившие Сюзанне о спаниэле, который у нее когда-то был, и совершенно седые волосы, при виде которых она почему-то подумала о том, что надо бы заказать жареных цыплят.
— Где мой мальчик? — Высокая, все еще крепкая фигура старика заполняла собой почти весь дверной проем — точно так же, как ночью фигура Джеба. — Он здесь? Я не ошибся адресом?
— Пожалуйста, входите. — Сюзанна распахнула дверь пошире. — Вы, должно быть, Джон Юстас.
Держа в одной руке маленькую матерчатую сумку, а в другой — потертую соломенную шляпу, Джон Юстас вошел в переднюю. Задержавшись возле старинного сундука, он положил на него шляпу с такой осторожностью, словно она была бесценным сокровищем, и взглянул на свое отражение в зеркале.
— Наверх? — спросил он.
Старый джентльмен, очевидно, предпочитал использовать как можно меньше слов, и Сюзанна инстинктивно чувствовала, что каждое слово он всегда взвешивает.
— Он в первой спальне на втором этаже.
Джон Юстас задержался еще на секунду, чтобы вытереть ноги о расстеленный в прихожей восточный ковер, и Сюзанна повела его наверх. Никакой грязи на его обуви она, кстати сказать, не заметила. Правда, день был ясный, туман испарился еще до полудня, но у Сюзанны сложилось впечатление, что своими новыми ботинками старик вообще не касался тротуаров. По дороге в спальню он так и не произнес ни слова.