Маша тряхнула головой, приходя в себя, и покосилась на Михаила. Пилот стоял, чуть приоткрыв рот, и редко, по-совьи, мигая, неотрывно смотрел на игру разноцветных световых колец.
– Эй, – Маша несильно толкнула его в бок. – Очнись, хлопец, всех девок разберут!
– Уфф… – Ничипоренко тоже затряс головой и крепко растер лицо ладонями. – Прямо чистый гипноз. Знаешь, что мне привиделось? Словно сижу на берегу речки Жерев – есть такая у нас на Житомирщине – с удочкой в руках, слушаю, как пичуги в лесу за спиной щебечут, радуюсь красоте вокруг и покою, и ничего мне больше не надо! Ни забот, ни тревог. Как в детстве.
– Похоже, – кивнула Маша. – Я тоже речку своего детства видела. Хор. Будто плыву вниз по течению, то ли на лодке, то ли на плоту – не понять. Весна. Черемуха цветет на берегу… И тоже – никаких тревог. Только сердце сладко так замирает, будто предчувствует что-то волнующее.
– Не нравится мне это, – сделал вывод пилот и, будто невзначай, коснулся кобуры, в которой спал «вальтер».
«Девять миллиметров, – вспомнила Маша, – шестнадцать патронов в обойме».
– Не веришь в гуманные намерения наших хозяев? – осведомилась она.
– Хозяева – это, если бы мы по своей воле в гости к ним пришли, – буркнул Миша. – А так получается, мы их пленники.
Яйцеобразные капсулы в центре зала прекратили демонстрировать световое шоу и раскрылись вдоль – одна половинка ушла вверх, вторая осталась на месте. Теперь стало видно, что внутри и впрямь кресла.
– По-моему, это приглашение проходить и садиться, – сказала Маша.
– Или приказ.
Словно подтверждая предположение Миши, Кукла шевельнулась и мягко подтолкнула Машу в спину одной рукой, другой указывая на капсулу. То же самое сделал и Богомол, слегка пихнув передней лапой Ничипоренко.
Маша и Миша инстинктивно уперлись.
Кукла и Богомол толкнули сильнее.
– Эй! – воскликнул пилот, отскакивая назад и снова хватаясь за кобуру. – Лапы убери! Маша, не ходи туда. Сердцем чую, это какая-то ловушка.
С этими словами он поймал врача за руку и потянул к себе. То же самое сделала и Кукла, потянув Машу к себе за другую руку. Богомол же ловко развернулся на месте и уставился на Мишу своими жутковатыми желтыми фасеточными глазами. Дальнейшее произошло столь быстро, что Маша не успела ничего ни сделать, ни даже сказать. Только воскликнуть:
– Ой!
– А ну отпусти ее, сволочь черножопая, – медленно и внятно произнес Ничипоренко, вытаскивая пистолет и наводя его Кукле в лоб. – Убью, гадину, на месте.
Богомол издал стрекот, который тут же напомнил Маше звук древней швейной машинки, на которой ее бабушка в поселке Сукпай время от времени что-то шила, попятился и угрожающе поднял передние лапы.