– Тс-с, – врач предостерегающе подняла руку. – Кажется, звук идет отсюда. Сам послушай.
– Я ж говорю, слух у меня, будто у той тетери ранней весной на току…
– А ты попробуй.
– Добре.
Маша чуть подвинулась, и Ничипоренко пристроился рядом. Ухо приятно холодило, но он ничего не слышал. Зато отлично видел и обонял. Алые, нежные, словно бы чуть припухшие губы, плавная линия бровей, влажное мерцание глаз из-под полуопущенных длинных ресниц. И умопомрачительный запах. Запах женщины, за которой он готов был не то что идти – ползти на край света. И выступить для ее защиты против всех чужих Вселенной. В одиночку и без оружия.
– Ну? – нетерпеливо спросила Маша. – Вот же он. Дзынь-дзынь…
Миша очнулся, заставил себя прислушаться и впрямь различил некое то ли глухое позвякивание, то ли звонкое постукивание. Там, за черной поверхностью непонятного треугольника. На самой грани восприятия.
– Вроде что-то есть – сказал он. – Но здесь и без этого столько загадок…
Договорить пилот не успел – раздался уже хорошо различимый щелчок, словно кто-то от души цокнул языком, и матово-черная, непроницаемая поверхность треугольника стала прозрачной, осветившись изнутри ровным белым светом.
– Ай! – Маша испуганно отскочила от стены, и Миша с полным на то правом поддержал ее за талию.
– Мамочка дорогая… – расширенные глаза Маши не отрывались от треугольника.
– Ну ни фига себе… – согласился Миша, глядя туда же.
Все-таки это был люк. Или иллюминатор, за которым теперь, когда внутри вспыхнул свет, и черная поверхность стала идеально прозрачной, отчетливо просматривалось нечто вроде ванны, наполненной такой же на вид густой и розоватой, похожей на кисель жидкостью, какую они уже видели в бассейне за пределами атриума витком выше. Однако в бассейне, кроме жидкости, не было ничего. Здесь же в ванне обнаружилось… голое человеческое тело. Женское. Сквозь верхний слой «киселя» довольно хорошо были видны все анатомические подробности: ровные, сведенные вместе ноги, свободно лежащие вдоль тела руки, развитые бедра, гладкий, без малейшего признака волос лобок, плоский живот с пупком в положенном месте, идеальной формы грудь с темными, почти черными сосками, длинная шея и голова. Также без признака волос. Глаза у женщины были закрыты, а на полных чувственно очерченных губах замерла спокойная полуулыбка Нефертити. Собственно, лицо женщины весьма напоминало знаменитый скульптурный портрет царицы. Не тот, из песчаника, запечатлевший юную и легкую, как поцелуй морского бриза, жену Эхнатона, а второй – с царственным венцом на голове, где Нефертити предстает перед далекими потомками зрелой и невыразимо прекрасной женщиной.