Вопросы сыплются градом, и Кэму кажется, будто его голова сейчас распадётся на составные части под их напором. Он не знает, на который отвечать первым — если он вообще в состоянии ответить хоть на какой-нибудь из них.
— Какими законными правами должно, по вашему мнению, обладать сплетённое существо?
— Вы способны к размножению?
— Вопрос в другом: стоит ли ему размножаться?
— А он вообще живой?
Кэм не может справиться со своим бурным дыханием, не может оседлать несущиеся галопом мысли. В глазах туман. Звуки сливаются в бессмысленную какофонию; он не в состоянии охватить общую картину и видит лишь её части. Лица. Микрофон. Роберта обхватывает руками его голову, пытается привести в чувство, заставляет смотреть на неё, но голова Кэма продолжает бесконтрольно трястись.
— Красный свет! Тормоз! Кирпичная стена! Положить карандаши! — Он глубоко, с дрожью, вдыхает. — Останови это! — молит он Роберту. Она должна ему помочь... она же всемогуща...
— Похоже, что когда его сплетали, забыли бантик завязать потуже, — говорит кто-то. Раздаётся взрыв смеха.
Кэм опять хватается за микрофон, прижимается к нему губами и вопит. Раздаётся режущий ухо, искажённый звук.
— Я не просто сумма частей, из которых меня собрали!
— Я больше, чем эти части!
— Я больше...
— Я...
— Я...
И тут один из голосов, перекрывая другие, спрашивает — просто, спокойно:
— А что если никакого «тебя» вообще нет?
— ...
— На сегодня всё, — кричит Роберта галдящей публике. — Спасибо за внимание.
• • •
Он плачет и плачет, не в силах остановить слёзы. Он не знает, где он, куда привела его Роберта. Он нигде. В мире никого больше нет, кроме их двоих.
— Ш-ш-ш, — успокаивает она, нежно укачивая его в своих объятиях. — Всё хорошо. Всё образуется.
Но его невозможно успокоить. Пусть эти страшные, злобные морды уберутся из его сознания! Пусть она вырежет их из него! Заменит эти кошмарные воспоминания случайными мыслями очередного случайного расплёта! Вырежьте!.. Вырежьте! Пожалуйста...
— Это лишь первый залп, — говорит Роберта. — Миру необходимо свыкнуться с мыслью о твоём существовании. Следующая пресс-конференция пройдёт спокойнее.
Следующая? Да следующей ему вообще не пережить!
— Последний вагон! — воет Кэм. — Закрытая книга! Заключительные титры!
— Нет, — возражает Роберта, прижимая его к себе ещё крепче. — Это не конец, это только начало, и тебе, я уверена, по плечу преодолеть все трудности. Просто ты чересчур чувствителен — кожа у тебя слишком тонкая.
— Так пересадите мне потолще!
Она внезапно прыскает, словно услышала шутку, а вслед за ней начинает улыбаться и Кэм, отчего Роберта смеётся ещё пуще; и внезапно, позабыв про слёзы, он тоже заходится в приступе хохота, подспудно сердясь на себя самого за этот смех. Он даже не не понимает, почему ему вдруг стало так весело, но прекратить смеяться не может — так же, как до того не мог прекратить плакать. Наконец, он берёт себя в руки. Он так устал. Ему хочется лишь одного — спать. Долго-долго...