Разобщённые (Шустерман) - страница 19

Кое-кто из ребят колеблется, но наиболее сообразительные сразу же начинают подыскивать себе партнёра — словно на какой-то дурацкой танцплощадке. Никто не хочет попасть в гроб вместе с кем-нибудь слишком высоким, слишком толстым, слишком давно не мывшимся или слишком... ну, так скажем, в некотором смысле озабоченным. В тесном пространстве гроба такому спутнику не обрадуешься. Однако никто не трогается с места, пока Старки не кивает.

— Если бы они собирались похоронить нас, — успокаивает он своих подопечных, — они бы уже это сделали.

Оказывается, он куда более убедителен, чем парни в камуфляже и с пушками.

Старки решает разделить свой гроб с тонюсенькой девушкой, которая себя не помнит от счастья: её избрал сам Старки! Да, избрал — но не потому, что она ему нравится. Просто она такая худющая, что много места не займёт. Как только они забираются в гроб и укладываются в тесную «ложечную» позицию, им вручают баллон с кислородом, крышку задвигают, и они остаются вдвоём в темноте.

— Ты мне всегда нравился, Мейсон, — говорит девушка. Он даже не помнит, как её зовут. А вот она помнит его имя, хотя он никогда им не пользуется. — Из всех парней в Убежище я только с тобой чувствую себя в безопасности.

Он не отвечает, только целует её в затылок, подкрепляя тем самым в сознании этой девочки свой имидж мирной гавани во время шторма. Это удивительно сильное чувство — знать, что окружающие полагаются на тебя.

— Мы... могли бы... ну, ты понимаешь... — застенчиво говорит она.

Он напоминает ей, что на этот счёт люди из ДПР дали предельно ясные инструкции: «Никаких лишних телодвижений, иначе израсходуете весь ваш кислород и умрёте». Старки не знает, правда ли это, но лучше вести себя в рамках. К тому же, если кому и взбредёт в башку бросить вызов судьбе, то в гробу и пошевельнуться-то невозможно, не говоря уже о том, чтобы производить какие-то фрикции, так что какой смысл? Злые у них, этих взрослых извращенцев, шуточки, однако: засунуть бурлящих гормонами подростков попарно в тесные ящики и лишить их при этом возможности делать хоть что-нибудь, кроме как дышать!

— Я бы с радостью задохнулась ради тебя! — говорит девушка. Это лестно, но он окончательно теряет к ней всякий интерес.

— Когда-нибудь представится возможность получше, — говорит Старки, зная, что это время никогда не настанет — во всяком случае, не с этой девчонкой; но с надеждой жить легче.

В конце концов они приспосабливаются и входят в некий симбиотический дыхательный ритм: он вдыхает, когда она выдыхает, так что их грудным клеткам хватает пространства.