— Да, папа, я стрелял. В воздух.
— Ты в этом уверен?
— Конечно!
— Все живы?
— За кого ты меня принимаешь! Ты правильно заметил: мальчику захотелось пострелять. Я пальнул пару раз в воздух и успокоился.
— И еще… — Он замялся.
— Что касается Люси, ну, горничной. Я готов принести свои извинения, — догадался, что его беспокоит, я.
— Я ее уволил.
— Как так?
— Она же сказала, сама виновата.
— Но…
— Тема закрыта. Я рад, что ты наконец женишься. О делах поговорим потом. Когда ты вернешься из свадебного путешествия.
— Я тоже так думаю.
Мы пожали друг другу руки, скрепив мирный договор. И на сем разошлись.
Спал я крепко, без сновидений. Но так получилось, что проспал до полудня. Я позавтракал (или пообедал?), привел себя в порядок и поехал к своей любимой. Нашел я ее в мастерской. Увидев меня, Настя вскочила:
— Ну, слава богу! Куда ты исчез?
— Я же тебе написал: по делам.
— Я так волновалась!
Я хотел было ее обнять, но тут к ней пришли, и я отступил. Ее рабочий день заканчивался в восемь вечера. Несколько часов я томился рядом, бросая на нее нежные взгляды. Мы перебрасывались ничего не значащими словами, которые одновременно значили все. Она заполняла квитанции, отвечала на вопросы, в том числе и по телефону, а я терпеливо ждал. Нервничал, разумеется, но это беспокойство было сладостней безделья на диване или сидения в кабаке с веселой компанией. Время от времени я выбегал, чтобы принести ей то пирожок, то бутылочку минеральной воды, то цветок. В общем, началась та самая дребедень, которую называют влюбленностью. Полная чепуха, которой потом, спустя много лет, только удивляешься: и я на это способен?
Наконец ударило восемь. Я подпрыгнул и обрадовался возможности завладеть ее вниманием целиком и полностью. И сказал угрожающе:
— Но завтра…
— Завтра мне надо в институт. Консультация. Я буду писать диплом.
Она все время занята! Я готов отдать все, что у меня есть, лишь бы она занималась только мной. Но пока ничего не получалось. Она не брала ни меня, ни мои деньги. Машину я предусмотрительно оставил на платной стоянке. Ночь мы провели вместе. То есть я в большой комнате, а она в спальне. Утром я сделал трагическое лицо и сказал:
— Настя, у меня важное дело. Это надо сделать сегодня.
— Какое дело? — насторожилась она.
— Павел Сгорбыш… Ну, фотограф… То есть чародей, предсказатель судьбы и твой о… В общем, он умер.
— Как так умер? — охнула она.
— Разве я тебе не сказал?
Позавчера мы говорили о чем угодно, только не о смерти Сгорбыша.
— Да, он умер. И мне, то есть нам, надо его похоронить. Ведь у него никого, кроме нас, нет!