Мой красный «Порше» стоял за домом. Настя была в старых джинсах и футболке, я в шортах и до пояса голый. Мы как-то враз одичали и слились с пейзажем. Нам даже предложили сторожа из местных — недорого. На крыше баньки я приметил бак, выкрашенный черной краской, чтобы на солнце сильнее нагревался. Оказалось, что можно принять и душ. Вода лилась еле теплая, но я мужественно терпел неудобства. Настя же всего этого, казалось, не замечала. Она была счастлива!
Часам к одиннадцати мы устали, угомонились и улеглись в постель. Старый диван скрипел, но никто не мог этого слышать. Наконец, я ее зацеловал, она разморилась и закрыла глаза. Я еще какое-то время подождал, но потом понял: Настя спит. И спит крепко. Только после этого я оделся и вышел в переднюю, где висела икона.
Я аккуратно снял ее. Как и ожидалось, за иконой была полочка. На полочке лежал плотный сверток. Я взял его и повесил икону на место. Потом положил сверток на стол, сел и долго смотрел на него. У меня появилось плохое предчувствие. Я все еще не мог понять: надо мне это или не надо? Возникло ощущение, что сейчас я переступлю невидимую черту, и мир расколется на две части — до и после. И что мне со всем этим делать? Может, выкинуть к черту и забыть?
Но я решился и разорвал бумагу. Руки мои слегка дрожали. Спокойно-спокойно-спокойно… На стол выпала пачка фотографий, негативы и письмо. Так и есть: Павел Сгорбыш оставил мне послание.
Первым делом я взялся за письмо.
«Здравствуй, сынок!
Меньше всего на свете я хочу, чтобы ты это прочитал. Может быть, поэтому я так запутывал следы? Мне и хотелось, чтобы ты узнал правду, и не хотелось. Я все надеялся, что тебе будет не до того. Ну, зачем тебе старый спившийся фотограф? Разве тебя может волновать его судьба? Даже если он решил умереть, но так и не отдал те проклятые снимки. Не надо думать, что я герой. Я — трус. Мог бы стать знаменитым фотографом и прожить свою жизнь как-нибудь иначе. Заработать кучу денег, прославиться, стать уважаемым человеком. Мне бы хотелось, чтобы ты мной гордился или, по крайней мере, уважал. Но какое уж тут уважение! Жил я скверно, много пил, постоянно увольнялся с работы, гулял, и вообще я человек слабый. А потому мне сейчас стыдно. Стыдно, что я стал таким, и когда мы встретились… В общем, я давно махнул на себя рукой. Пьяница, неудачник. Без пяти минут пенсионер. Жизнь почти кончена, а как и не начиналась. Все переменилось, когда я узнал, что у меня есть сын.
Не буду врать. Не хочу. Что бы я сделал, если бы узнал, что у нас родился ребенок? Женился бы я на твоей матери? Вряд ли. Ни у нее, ни у меня не было ничего. Две койки в разных общежитиях, ведь мы оба приезжие, сомнительные перспективы. Я уже тогда выпивал, она сомневалась в том, добьюсь ли я успеха. И правильно! Если бы я на ней женился, она стала бы несчастной. Я всегда был человеком легкомысленным, и, честно сказать, не для семьи. Пьяница, гуляка. В общем, не тот, кто ей нужен. Не могли мы жить вместе. Ну, не могли! Пойми меня правильно, сынок!