Тот, кто работал в те годы администратором концертов, знает, как тяжело было тогда «продать» классического исполнителя, как засовывали скрипача или пианиста в качестве «гарнира» в сборную группу к артистам-эстрадникам, к «народникам» или к тем же лилипутам. И в концерте стремились поскорее отделаться от «академиста», выпуская на сцену в самом начале, пока публика ещё не очень пришла в себя и громыхала стульями, рассаживаясь.
В нашем случае это была бригада, состоящая из ансамбля лилипутов, дрессировщицы возраста «поздний Бальзак» с двумя обезьянками, её ровесницами, да ещё молодого скрипача-лауреата международного конкурса (в качестве принудительного довеска). Возглавлял всё это артистическое безобразие администратор (назовём его условно Марк Львович), дядечка глубоко пенсионного возраста, но тем не менее сохранивший стальную хватку в деле «пробивания» концертов хоть на крыле самолёта, хоть в тамбуре скорого поезда.
…Отзвенел третий звонок, набивший «под завязку» в себя публику колхозный клуб вовсю трещал «семочками», а за сценой артисты готовились нести искусство в массы. Обезьянки, как всегда, требовали конфет в качестве аванса, лилипуты ругались, что в очередной раз их разместили в местной гостинице по четверо на одну кровать, молодой скрипач жутко волновался, КАК примет сельский бомонд его трактовку Шуберта, и только один Марк Львович был спокоен и холоден, как Наполеон перед Бородино.
Открыли занавес (в нашем случае его заменяло пошарпанное рядно, давно потерявшее первоначальный окрас), публика нетерпеливо зааплодировала, предвкушая грядущее соитие с Прекрасным… На сцену вышел Марк Львович и после вступительных слов представил публике молодого лауреата-скрипача (см. выше).
Тишина продолжалась ровно столько, сколько молодое дарование шагало из-за кулис к авансцене, но как только смычок прикоснулся к струне, зал отреагировал на это мгновенно проснувшимся интересом к «семочкам». И затрещал с силой, местами превосходящей исполнение Шуберта своей страстностью и массовостью. Параллельно у каждого возникло безудержное желание поделиться с соседом последними сельскими «News»: типа где, в какой соседский огород забрела его корова, и в том же духе…
Наш бедолага-скрипач добросовестно перепиливал скрипочку до того момента, пока ещё слышал себя, но вскоре и это стало затруднительно. Он резко прервал выступление и, выскочив со сцены, подбежал к администратору:
— Марк Львович! Я всё понимаю, им там мой Шуберт — до лампочки! Они ждут обещанных в афише обезьянок и лилипутов, а не мою интерпретацию классики. Я не в состоянии работать в этом кошмаре!!!