Гнев и обида в ее голосе удивили Уильяма, и он не знал, что сказать.
— Я думал, ты любишь находиться в центре внимания.
— Я люблю выступать на сцене, но для этого надо стать профессиональной актрисой. — Ее бархатный голос звенел от горечи. — Не говори мне, что моя карьера не смущала тебя, когда мы впервые встретились, потому что я знаю, что ты страшно ревновал к ней. И я знала, что это одна из причин, по которой мы должны были, в конце концов, расстаться.
— Одна из причин?
Он помрачнел еще сильнее.
— Слишком многое было против нас. Когда мы впервые встретились, я не была откровенной ни с кем, включая и саму себя. — Вздохнув, Маркейл откинулась на подушку, словно слишком устала, чтобы держать голову прямо. — Я была слишком наивной. Думала, что если люблю тебя, мы можем справиться с любыми трудностями, нам все нипочем, потом ты уехал, и это дало мне время увидеть жизнь такой, какая она есть на самом деле. Ко мне вернулось здравомыслие, и… я поняла, что мы должны расстаться.
— Значит, отсутствие у меня состояния было совсем ни при чем?
— Конечно. Главное — выбиться в люди, сохранить себя. Колчестер хорошо известен в обществе, и никто не посмеет сделать мне непристойное предложение, пока он и я вместе.
— Кто имел наглость осмелиться на такое?
У него на скулах выступили желваки.
— Это не имеет значения. Ты был в море, а Колчестер находился рядом со мной. И я поняла, что будь ты на его месте, все было бы не лучше, а только хуже.
— Рядом с тобой должен был находиться я.
У Уильяма заболела грудь, как будто кто-то сел на нее.
— Нет! — резко возразила Маркейл. — Колчестер заботился обо мне не так, как это делал ты. Он со всем разобрался спокойно и рассудительно, я благополучно продолжила свою карьеру, и ничья жизнь не изменилась к худшему. Если бы там был ты, все пошло бы кувырком. Я осталась бы без работы, а ты лишился бы своей должности и будущего…
— Постой. Какая связь между моей должностью и… — До него начало доходить. — Проклятие, это князь, да?
— Не важно, кто это был. — Маркейл покраснела. — Это было восемь лет назад. И с тех пор как я под покровительством Колчестера, никто не осмеливается обращаться со мной иначе, как с уважением.
Уильяму неприятно было это признавать, но в том, что сказала Маркейл, была доля правды. Он был вспыльчивым юношей, быстрым на гнев и еще более быстрым на обвинение. Однако с тех пор жизнь многому научила его, в том числе благоразумию.
Сейчас Уильям смотрел на Маркейл и любовался: солнечный свет играл в ее черных волосах и освещал кремовую кожу, которая светилась, как будто ее посыпали перламутром; ее большие глаза были обрамлены густой бахромой ресниц, а ее рот — немного большой для классической красавицы — свидетельствовал о глубоко страстной и чувственной натуре. Маркейл зачаровывала, от нее трудно было отвести взгляд. Неудивительно, что князь, да и другие мужчины теряли голову.