Сын родился в срок, как положено, и был удивительно похож на мать. Старик не смел шелохнуться, когда в больнице ему вручили необыкновенно маленький живой сверток. Он стоял, и ему казалось, что ноги подкосятся, что он сейчас упадет, что, не дай Бог, выронит свою драгоценную ношу. Подошла Ольга и уверенно взяла сверток на руки. Она еще никогда не испытывала такого превосходства над ним…
Дом утопал в цветах. Они стояли в напольных вазах, в хрустале, в трехлитровых банках, в стаканах и даже в рюмках. Она вошла и удивленно огляделась. Он не позвал гостей, не накрыл стол. Он не хотел ни с кем делиться своей радостью. Он был жаден.
Ольга после рождения сына повзрослела. Больше не было оленьего взгляда, она не вздрагивала, когда он, подкравшись, неожиданно обнимал ее. «Это ты?» — спрашивала. Словно кого-то еще ждала в их большом пустом доме.
Старик теперь зарабатывал деньги. Он брался за все, что подворачивалось. Его сын должен получить все. Все! И он проводил на работе целые дни, а по вечерам садился к кроватке с крохотным маленьким существом и умирал от счастья.
Ольга выросла, из девушки превратилась в женщину. Муки материнства из каждой девочки делают женщину. В чем тут разница? Женщины более жестоки. Превозмогая немыслимую боль, они потом смотрят на мир по-другому, и совсем уж по-другому немного снисходительно смотрят на мужчин. Женщины хладнокровнее. Они легче переносят житейские драмы. На пороге между жизнью и смертью им открывается какая-то недоступная мужчинам тайна жизни, отчего они смотрят на тех потом свысока. Всегда — немного свысока.
Пока Старик возился по вечерам у детской кроватки, Ольга хандрила. Порядок в большом пустом доме наводила сухопарая дама средних лет, которая хозяйничала у Старика еще до его женитьбы. Поговорить с ней не удавалось. На любое обращенное к ней слово она поджимала губы и прятала глаза. Буркнет что-нибудь в ответ — и след простыл. Пошла шуршать по лестницам чистым бельем, пахнущим лавандой, щеткой тихонько двигать, перьями сметать пыль с диковинных растений. В саду крутился садовник — глухонемой. Он все время улыбался Ольге, но разговаривать с ним можно было только знаками. А сухопарая дама, готовя обед, запиралась на кухне.
Старик пытался увлечь чем-нибудь жену. Но ей все было не интересно. Она умирала от скуки. А однажды, когда он, придя с работы, занял свой пост у детской кроватки, сбежала.
Старик был тогда слишком ослеплен своим счастьем. Гуканье малыша, его такой удивительно сообразительный взгляд, то, что он так похож на Ольгу, а самое главное то, что в этом крохотном создании течет его кровь, — все это завораживало, заставляя на долгие часы забывать обо всем на свете. Он понял, что Ольга куда-то уходила, только когда она вернулась. И понял не потому, что она стояла в плаще и в шапочке, а по ее взгляду. Взгляд был совсем чужой. Она притащила за собой в дом тот враждебный, отвратительный мир, который лежал за глухим забором.