— Что?
— Не знаю, как оно будет по-испански. Это когда человеку вскрывают горло, чтобы он мог дышать.
— Traqueostomia.
— Нет, не то, — сказала Глория. — Так называется долгая операция по установке постоянной дыхательной трубки. А я говорю о срочной мере, к которой прибегают, когда дыхательное горло перекрыто, а прием Хеймлиха не срабатывает. Ты протыкаешь мембрану… вот здесь. — Она провела пальцем под кадыком Карлоса; шея у него оказалась теплой и гладкой. — И специальным инструментом удерживаешь путь для воздуха открытым. А если инструмента у тебя нет, используешь соломинку для коктейля — что?
— Вы забавная.
— Чем это я забавная?
— Да нет, не забавная, — поправился он. — Энтузиастка.
— Я говорю о том, чем мне хотелось заниматься.
— Понимаю. И по-моему, получается у вас очаровательно.
Глория взяла свежую салфетку.
— Удивительно, что я вообще еще что-то помню.
— Думаю, из вас получился бы замечательный врач. — Он щелчком отправил докуренную сигарету в корзину для мусора. — Я даже согласился бы, чтобы вы проделали со мной эту, как ее? Кони…
— Коникотомию. Да вам и выбирать не пришлось бы — вы бы валялись без сознания.
— Ну, если такое со мной когда-нибудь случится, считайте, что я дал вам карт-бланш, загодя. Только сначала все же попробуйте на мне Хеймлиха.
— Договорились.
Она добавила на салфетку текилы.
— Оу. Как по-вашему, похож я на моего отца?
Глория на миг замерла:
— Немного.
— Бабушка говорила, что я пошел главным образом в мать, — сказал он. — Но это вряд ли могло быть чистой правдой. Увидев в каталоге его фотографию, я принялся изучать себя, стараясь понять, что мне досталось от него.
— Вам могло достаться и то, чего нельзя увидеть.
— Ну да. Чувство юмора или… склад ума.
— Он был довольно сухим человеком.
— Мне и это по душе. Вы слышите его во мне, когда мы разговариваем?
— Бывает, — ответила она. (И гораздо чаще, чем она была готова признать.) И добавила: — Но вы все же другой человек.
— Ну да.
Пауза.
— Странно. Он сидит во мне, хочу я того или нет. Это одна из причин, по которым я хотел увидеть отца. Я все время ношу его, так сказать, в себе, так почему же не посмотреть на него во плоти.
Он пододвинулся поближе к Глории:
— А ваш отец?
— Мама никогда о нем не рассказывала.
— Но ведь и замуж после его смерти она не вышла.
— Мама? — Глория усмехнулась. — Нет.
— И что вы об этом думаете?
— Что я об этом думаю? Ничего не думаю. Так сложилась жизнь. У меня была мать, она жила сама по себе, а больше в нашем уравнении никто не присутствовал.
— Еще одна наша общая черта, — сказал Карлос. — Одна из многих.