– Вам не кажется, что для вас это слишком большой риск – брать на такую должность сотрудника без опыта?
– За меня не беспокойся, – усмехнулся Длугач. – И прямо сейчас можешь не отвечать. Но к завтрему решай.
Его рассудительность объяснялась, вероятно, крестьянским происхождением. Это «к завтрему» прозвучало в его устах естественно, без всякого оттенка фольклорности.
Кира удивлялась, что думает сейчас не смятенно и лихорадочно, а здраво и внятно.
Она взвешивала свое будущее на мысленных весах. Отказаться от должности, к которой совсем не готова, было бы разумно. Но такой отказ означал бы, что в будущем у нее только прозябание. Жалкая участь.
– У меня нет необходимости обдумывать ваше предложение, – сказала Кира. – Я согласна.
Длугач смотрел на нее маленькими, глубоко посаженными глазами. Непонятно было, что означает его внимательный взгляд. Кажется, он снова оценивал ее. Как на Сахалине тогда, ночью у реки Поронай. Но что он хотел в ней оценить? Кира не знала.
– Хорошо, – сказал он. – Ты мне нравишься все больше.
Он сказал это буднично, совсем без выражения. Но у Киры дыхание занялось от его слов. Что-то в нем было основательное, существенное, и это существенное обращено было сейчас на нее и наполняло ее счастьем.
Да, тем самым счастьем, о котором она так бесплодно размышляла сегодня, стоя на лестнице у огромного шехтелевского окна. Наверное, она просто карьеристка, раз для счастья ей достаточно всего-навсего делового предложения, пусть и заманчивого.
– Послезавтра придешь на совет директоров, – сказал Длугач. – Подготовься – будут с тобой беседовать. Решать все-таки им. У меня тут не диктатура. Си-ви пришлешь завтра утром. На адрес секретаря.
– Что такое си-ви?
– Ну, резюме. Биография.
– Пришлю, – кивнула Кира. – Я могу идти?
– Можешь, – усмехнулся он. – И можешь пока без спросу. Ты у меня еще не работаешь.
– До свидания.
Кира встала и вышла из кабинета. Она не понимала, что не позволяет ей оглянуться на Длугача, – гордость или растерянность.
К тому времени, когда Кира входила в свой подъезд, она испытывала уже одну лишь растерянность – определенно.
Одновременная странность и будничность того, что с ней произошло, угнетала ее. Ведь это, надо понимать, решающий поворот ее жизни? Тогда почему он случился так обыкновенно?
«Да ведь в моей жизни просто не было еще решающих поворотов, – вдруг догадалась она. – Откуда же мне знать, как они случаются?»
Эта мысль была такой здравой, что успокоила Киру.
Родителей дома не было.
«Мы в театре. Потом идем в ресторан отмечать премьеру», – сообщала записка, оставленная мамой на подзеркальнике в прихожей.