— Отца Джонсона?
— Точно так.
— Я ничего не слыхал о нем с того времени, как он решился убежать из Ньюгетской тюрьмы. Впрочем, я так и думал, что он здесь.
— Он прибыл сюда прямо из тюрьмы и до сих пор тщательно скрывается, — продолжал рассказывать дворецкий. — О пребывании в Майерскофе достопочтенного отца знают только самые надежные слуги.
— Буду очень рад его видеть, — отвечал полковник.
Горнби шел рядом со своим господином до самых ворот парка. Не обращаясь к привратнику, который, очевидно, принял всадника за простого крестьянина, он отпер сам ворота и пропустил вперед полковника.
Подъехав к дому, Тильдеслей слез с лошади и приказал Горнби отвести ее в конюшню и пока не говорить никому об его приезде.
Медленно пошел он пешком, наслаждаясь видом своего старинного гнезда. Никаких перемен он не заметил, все было по-прежнему, только дом казался печальнее, чем прежде. Тут только почувствовал он силу своей привязанности к этому гнезду. Он понял, что умрет, если его принудят к изгнанию.
Он еще продолжал оглядывать с умилением родное пепелище, как дверь открылась и к нему бросился отец Джонсон, который, очевидно, следил за его приближением из окон верхнего этажа.
Войдя в дом, оба направились прежде всего в церковь, где священник отслужил краткий благодарственный молебен.
Помолившись, полковник вошел в свою комнату и переоделся в свой обычный костюм.
Никто из слуг, кроме Горнби, не знал о его прибытии. Но, спустившись в зал, полковник был встречен там всей своей дворней, выразившей живейшую радость по поводу благополучного его возвращения.
Поблагодарив их за добрые чувства, полковник вместе с отцом Джонсоном направился в библиотеку. Здесь священник пустился рассказывать, каким образом ему удалось бежать из тюрьмы.
— О моем присутствии на собрании в гостинице «Королевская Голова» донесли три свидетеля — Портер, Пендерграсс и Деларю. Поэтому я был арестован и, конечно, был бы казнен, как государственный преступник, если бы не один тюремщик — тайный католик. С большою опасностью для себя он дал мне возможность бежать. Один из его друзей принес как-то вечером широкое платье, которое тот передал мне вместе с меховой шапкой. Нужно еще сказать, что предварительно тот же друг успел передать мне пилку, при помощи которой я освободился от своих оков. В Лондоне я пробыл два дня, а затем бежал сюда, зная, что в Майерскофе я буду в полной безопасности.
— Вам повезло, — сказал полковник. — Ах, если бы и Чарноку выпала такая же удача. Его только что казнили в Тайборне, и он умер героем.
— Я знал, что он способен на это, — промолвил священник. — Едва ли уцелеет и сэр Джон Фенвик.