Она еще что-то говорила, а я смотрела на девушку и не узнавала ее. От прежней Ольги не осталось почти ничего. Ни краски на лице, ни встрепанной гривы, ни хамских ярких шмоток и бижутерии. Гладко причесанная, неожиданно круглая, воробьиная головка, белая блузка, узкая черная юбка, черные туфли на высоком каблуке.
– Стас! – крикнула она. – Открывай! Все в сборе!
Не было Романа, но вассал, еще вчера готовый выполнить любую прихоть сюзерена, уже поменял знамена и напрочь забыл о прежнем хозяине. А с другой стороны, Роман не появляется на работе раньше одиннадцати. Баба Броня уже доставала из серванта стаканы. Динка сидела мрачная, завидовала. Стас открыл шампанское по-гусарски – пробкой в потолок. Пробка, ударившись, рванулась вниз и в сторону и со смачным звуком залепила по лбу Кире, который как раз подгадал открыть дверь. Он шарахнулся в сторону, зацепился за край дорожки и рухнул на пол, нелепо взмахнув руками.
– Какой козел! – взревел он, лежа на полу. – Стас, ты?
– Пить будешь? – спросил Стас, протягивая другу стакан с шампанским.
– Пошел ты знаешь куда? – заорал Кира. – Козел! Давай!
Я смеялась, вытирая слезы, баба Броня хохотала басом, Динка тонко скулила, всхлипывая. Они пили шампанское, причем Кира – лежа на полу и подпирая свободной от стакана рукой голову. Я почувствовала, как рассеивается неприятный осадок от встречи с доктором Лапиным. «Оля, зайдите ко мне», – сказала я, направляясь в свой кабинет.
– Ксения Валентиновна, спасибо вам! – Взволнованная Ольга стояла перед моим столом. – Если бы не вы… Когда вы меня позвали вчера, я подумала – ну, все! Под ж… коленом. Динка еще сказала, теперь ее очередь. А я думаю, что же делать? Что? Снова в массажный кабинет? Туда возьмут, им всегда кадры нужны. И бабла зашибить можно, но, как вспомню, рыгать хочется! Всякое быдло изгаляется! Думает, купило. Я и проводником работала, от пьяни отбивалась, и уборщицей в аэропорту. Комендант, сука, никого не пропускал, еще и бабки плати за место. Иду к вам вчера и думаю: «Господи, помоги!» – Девушка слегка опьянела от шампанского и страшно возбуждена.
– Сядьте, Оля. Вы хорошо поработали.
В своем пьяноватом простодушии Оля открыла, как боятся меня и с каким чувством идут ко мне на ковер. Я представила себе ненависть этих девушек… Я не обольщалась насчет их чувств, но одно дело подозревать, и совсем другое, когда тебе говорят об этом в лицо.
– Когда придет… клиент?
– Густав? В девять. – Оля взглянула на часы. – Через пятнадцать минут. Вы знаете, он такой… – она запнулась. – Ну, как брат… внимательный, добрый. Спрашивает меня –