– Папа Гонорий III разрешил монахам ездить верхом, – последовал ответ.
– Хорошо… Тогда уж предлагаю и переночевать в моей комнате.
– Не откажусь разделить с вами не только пищу, но и кров, – почтительно ответил Валентин.
– А вы расскажете что-нибудь интересное на ночь. Ведь этот Стефан, судя по слухам, – алхимик? Да и вам, наверное, эта наука не чужда? – спросил Альберт, поднимаясь, и остановил пробегающую мимо с кружками жену хозяина: – Мне нужен свет в комнате. Простынь, одеяла или шкуры. А также жаровня. И еще вина.
Они поднялись по скрипучей лестнице, такой крутой, что в доспехах Альберт бы уже свалился, и зашли в комнату. Хозяйка проследовала за ними и поставила на табурет плошку, фитиль которой плавал в каком-то вонючем жире. Уже темнело, Альберт плотно закрыл ставни и оглянулся на стук – зашла какая-то неопрятная девка и накинула на тюфяк серую шершавую простынь, а на кровати сложила одеяла и шкуры, сильно пахнущие бараном. Впрочем, на запахи Альберт уже внимания не обращал: сказывалось вино. Да и вообще нос Уолша был, по-видимому, не такой уж чувствительный, просто Альберт успел привыкнуть к ночевкам на свежем воздухе. Также девица принесла новое белье, подождала, не отворачиваясь, пока Альберт снимет подкольчужник, и забрала его в стирку. Следом появился хозяин, втащив на вытянутых руках треногу с жаровней, и, пожелав спокойного сна, удалился. Завершила череду гостей жена хозяина, она поставила на пол кувшин с вином, две кружки, хитро подмигнула и тоже ушла. А к раскатам хохота и звукам лютни с первого этажа уже примешивался женский визг.
– Брат Валентин, так расскажите мне, невежде, об алхимии, – попросил Альберт, устраиваясь на своей половине большой кровати. – Да уж ложитесь, под разговор, глядишь, и заснуть получится, а то тут такой шум.
– Хорошо, – покладисто ответил богослов. – Так вам о сути алхимии рассказать? Только учтите, даже азы поймет лишь человек с достаточным образованием.
– О, я достаточно образован. Говорите, а я постараюсь понять.
– Не скрою, я увлечен этой наукой – алхимией, – пространно начал отец Валентин, положив голову на подушку и вглядываясь в мрак потолка. – И занимаюсь я этим с ведома нашего аббата, человека очень знающего. Много было у меня странствий по разным землям, городам и замкам, и я беседовал с людьми учеными и мудрецами, хранителями алхимической премудрости. Я поглощал их писания одно за другим, бессменно склоняясь снова и снова над трудами, но сути не нашел. А ведь я изучал алхимические книги двояко, стараясь уразуметь в них и то, что говорит в пользу мужей, их написавших, и то, что говорит против них. Ведь многие, слепо следующие этим книгам ученые, богачи, епископы, каноники и знатоки философии потерпели крах, затратив бездну бесплодных усилий. И все потому, что увлеченные этим искусством, они оказались неспособными вовремя изменить путь. Однако меня не оставляла надежда. Я продолжал безостановочно трудиться. Путешествуя по городам, монастырям и замкам, с благословения аббата нашего, я продолжал наблюдать. Я настойчиво изучал алхимические сочинения и размышления над ними, пока наконец не нашел то, что искал, но не посредством собственных скудных знаний, а посредством Божественного Духа.