Одевшись, Альберт вышел во двор и проследовал к тому самому крыльцу, на котором в первый раз заметил Ивет. Надавив на тяжелую дубовую дверь со ржавым кольцом посередине, он очутился на кухне, огляделся и удовлетворенно потер руки: на столе все-таки стоял графинчик с красным вином, и не иначе, как для него, а на блюде блестели жирком тонкие кружки сырокопченой колбасы. На плите в одной кастрюльке остывали тонкие длинные сосиски, в другой сгрудились большие отварные картофелины. В плетеную корзинку был крупно нарезан багет.
Первым делом Альберт разломил кусок хлеба с уже подсыхающими острыми краями и проложил его колбасой. Затем порезал картофелины на части и обмазал найденным в холодильнике майонезом. Добавил в тарелку пару сосисок. Только тогда сел и налил в стакан вина. Вино чуть пенилось и, судя по запаху, было молодым домашним. Альберт решил на него особенно не налегать: домашнее виноделие ассоциировались у него с немедленной головной болью. Но всему остальному отдал должное, стараясь наесться впрок, чтобы не бродить ночью по замку в поисках еды для утоления неожиданного ночного голода и не пугать обслугу призрачными шорохами.
'Вот теперь самое время прогуляться перед сном и заодно осмотреть территорию', – благостно подумал Альберт, отодвигая тарелку. Если бы под ним был не жесткий табурет, а мягкое кресло, еще неизвестно, как сложился бы вечер. Возможно, было бы допито кисловатое вино, и сумерки застали бы его на кухне за ленивыми и многообещающими мыслями. Но Альберт все-таки поднялся и вышел во двор, покачиваясь от сытости и усталости, глубоко вдыхая пряный вечерний воздух. Он прошествовал мимо больших темных окон нового крыла, а потом спустился вниз, к лужайкам, расположенным террасами. Со стороны было видно, что замок построен на самом краю круто обрывающегося холма и его северная часть уходит вниз массивной стеной вместе со склоном. Получалось, новый корпус стоял не вместо северной стены, как казалось со двора, а на этой стене, уходящей вниз, к шумящим деревьям.
Поскальзываясь на траве, уже блестящей вечерней росой, Альберт спустился еще ниже, к заросшему папоротником основанию крепостной стены, и медленно пошел вдоль нее, разглядывая бойницы. Они были двух видов: узкие, вертикально вытянутые – для лучников, и квадратные – для арбалетчиков. Иные были расположены так низко, что Альберт невольно задумался о глубине подвалов. И не только об этом.
Трудно сказать, о чем думают женщины, глядя на феодальный замок, но любой мужчина невольно просчитывает, как сподручнее такой замок захватить. Он оценивающе осматривает укрепления и бойницы, думает, где лучше начать атаку, куда тащить приставные лестницы и как, наверное, страшно лететь вниз вместе с этой лестницей; прикидывает, сколько надо латников, чтобы овладеть башней, и сколько надо лучников, чтобы ее отстоять; он озабоченно размышляет, есть ли подземные ходы и куда они ведут, можно ли разрушить стены бомбардами и долго ли надо бить тараном в ворота, чтобы те разлетелись. Подойдя ближе, он подозрительно вглядывается в бойницы, словно ожидая, что оттуда вылетит болт – железная арбалетная стрела, пробивающая тяжелые доспехи, а проходя через арку ворот, внимательно разглядывает чернеющие вверху дыры, представляя, как лилась на кого-то кипящая смола. Забравшись же на стену, мужчина начинает думать о том, как такой замок оборонять.