– Ришо, как ты думаешь, смогу ли я выдать себя за французского рыцаря?
– Вам бы, для начала, за английского научиться себя выдавать… Ваши люди тоже не слепые.
– Но ведь существуют же странствующие рыцари? Может такой рыцарь дать обет не показывать лицо и закрыть герб на щите чехлом?
Ришо криво улыбнулся.
– Но не в военное же время. На войне рыцарей знают в лицо. К тому же, без охранной грамоты… Нет, думаю, лучше будет, если новый хозяин сам вас найдет.
– Мне не хочется сидеть целый месяц в подвале, Ришо, в ожидании твоего господина.
– Это ваше право. Но как бы вам не пришлось сидеть гораздо дольше в крепости Ле Мана, в ожидании палача, – Ришо отвел глаза. – И потом… Вы ведь не рыцарь. Новый хозяин говорил, что в ваше время нет рыцарей. Вы не потеряете честь, просидев месяц в подвале.
– Кстати, а какое сегодня число?
– Четвертое декабря 1370-го года от Рождества Христова. В вашем же времени, вероятно, начало лета?
– Да… Как ты это понял?
– Это все зеркало, сэр. Оно все наизнанку выворачивает.
Но Альберта в данный момент больше интересовало число. Четвертое декабря 1370-го года.
6
Не хотелось Альберту отпускать Ришо, но надо было идти к Гроусу. Ключевая фраза 'Дю Геклен вышел из Кана' была произнесена, а значит, пошел отсчет и опасность приближалась. Медлить с ответом нельзя. Мысль об уходе в Бретань тревожила, пугала, но и оставаться в замке гарнизоном в сорок боевых единиц в ожидании французов глупо. Не запомнив точной даты битвы при Понвалене, Альберт знал, тем не менее, что начало изгнанию англичан положено в начале декабря. И будет сначала разбит корпус Грэндисона, крупнейший среди оставшихся здесь отрядов англичан, усиленный людьми нескольких примкнувших к нему капитанов. И почти сразу же будет взято Сансером аббатство Ва, куда устремятся остатки разбитой армии. Преследуя побежденных, маршал зайдет в Курсийон, а затем, кажется, поспешит к замку Рийе.
Альберт позвал оруженосца, затребовал теплую воду и чистое нижнее белье, разделся и с удивлением обнаружил на груди, на веревке, кольцо с крупным бриллиантом в довольно грубой золотой оправе. При других обстоятельствах это было бы занятно, но сейчас историк лишь недолго повертел кольцо в руке, разглядывая в свете факела, а вернувшийся через четверть часа Уильям застал Альберта уже за изучением нового тела. Тело нареканий не вызывало, было оно, безусловно, мускулистее оставленного в будущем, покрыто шрамами… и совсем чужим. Альберт чувствовал себя словно во взятой на прокат машине, когда над управлением не задумываешься, но чертовски непривычно.