В световом году (Кублановский) - страница 43

На первую страницу
что родом ты из Малороссии
да и к тому же родовита,
как будто в сон медиумический
или прострацию какую
впадаю я периодически
и не пойму, чего взыскую.
Люблю твои я темно-русые
посеребренные виски
и ватиканским дурновкусием
чуть тронутые образки.
Где гулить горлицы слетаются
об отчих тайнах небывалых
и мальв удилища качаются
в соцветьях розовых и алых,
где увлажнилась темно-серая
твоя глазная роговица —
там между колдовством и верою
размыта ясная граница.

СТАРЫЕ КНИГИ

1
Зимнего грунт окна
с оттисками соцветий —
то-то же не видна
смена тысячелетий.
Словно на полюсах
срезаны эдельвейсы.
В тряских автобусах
междугородних рейсы.
Скинешь, в пути устав,
с косм капюшон в передней.
Сходство твое с Пиаф
станет еще заметней.
Зимние дни темны,
темные, мимолетны.
Сбивчивы птичьи сны
и высокочастотны.
2
В толщу теперь окон
с уймой рубцов, насечек
заживо вмерз планктон
здешних проточных речек.
Стало быть, после вьюг
с крыши сойдя, лавина
снежная рухнет
вдруг прямо на куст жасмина.
Оползням старых книг
что-то тесно на полке —
эпос не для барыг,
а о беде и долге.
Чтения букварей
наших былинных дедов,
словно любви — скорей
не оборвать, отведав.

В СТОРОНУ ВИЯ

Помнишь панну в открытом гробу,
освещаемом тускло свечами,
искушавшую нашу судьбу
на высоком помосте ночами
непоблекшей лавиной волос?
Ранний Гоголь с румянцем хохлушки
в саквояже на север привез
рецептуру летучей галушки
прямо с праздничной кухни бурсы.
Но потом заострились с устатку
легендарные нос и усы
в назидание миропорядку.
И от тех приснопамятных дней
оставалось прибавить лишь ходу
под идущим сильней и сильней
звездопадом честному народу.
А на склонах карпатской гряды,
отделенной к тому же таможней,
статься, пеннее стали сады
и могилы еще ненадежней.

ПРОБУЖДЕНИЕ

Как-то проснулись утром зимой
словно в алмазном фонде с тобой.
И в кристаллической блесткой росе
чащи бурьяна белые все.
Словно живем — без загляда за дверь —
до революции, а не теперь.
И по-леонтьевски всё подморожено
в нашем отечестве, как и положено.
Скоро ты станешь, открыв косметичку
с темной помадой, похожа на птичку.
Я же, один оставаясь в дому,
в руки разбухшую книгу возьму:
старый роман про семейный обман
и станционный дымный туман,
что маскирует въезд в города
в двадцатиградусные холода.
Так что в родном мезозое, вестимо,
всё, что рассудком пока не вместимо —
наших касаний беззвучную речь
можно, казалось бы, и уберечь.
Но ничего не останется — кроме
днесь твоего неприсутствия в доме,
ревности к прежнему, гари свечной
и простоватой рубашки ночной.
12. XII.2000

НОЧЬ В ЯРОСЛАВЛЕ

Громады лип завороженные
на набережных и откосах.
Дороги, не освобожденные
Следующая страница