«ПРЕДЪЯВИТЕЛЬ СЕГО ДЕЙСТВУЕТ ПО МОЕЙ ВОЛЕ».
Ниже — большая круглая печать, какой Петр Федорович никогда не видывал даже на самых высоких официальных бумагах, которые ему довелось держать в руках.
А под нею — подпись:
В комнате воцарилась мертвая тишина.
— Что, удивились? — усмехнулась Арбенина. — В свое время этот листочек я выторговала себе за бескорыстную службу. Хотя он сулил деньги, и немалые. Но мне в те поры пожелалось, как в романе… на всякий случай — мало ли что. Признаться, я приберегала это для вас, Петр Федорович.
Она одарила его чудесным, задумчивым взглядом.
— Но вот ведь как все обернулось! Так что берите это вы, Катерина Андреевна, и скачите в Акатуй. Предъявите бумагу начальнику каторги и скажете, что следует сделать. И он исполнит любое ваше слово.
— Он… освободит… Ольгерда?
— Ну, — пожала плечами Прекрасная Охотница. — Коли вам не приглянется среди тамошнего каторжного народца кто другой, как говорится, посвежее кавалер — забирайте Ольгерда. Черт с вами!
И она обвела собеседников лукавым торжествующим взглядом.
— Сей листок — моя плата за верную службу государю. Так было условлено. Не забывайте — он обязан мне жизнью.
Она загадочно улыбнулась каким-то своим потаенным мыслям, после чего лукаво прибавила:
— И не одной!
Катерина всплеснула руками.
— Государь не послушает вас. И накажет. Я ведь столько лет писала прошения, молила о помиловании Ольгерда. Но мне не разрешено даже отправиться к нему на поселение. Не подвергайте себя такому риску, милая, милая Дарья Михайловна!
— Ничего, — подбоченилась Прекрасная Охотница. — Не забывайте, риск все-таки мое любимое занятие.
Фролов всего на минуту представил яблоко, покоящееся на голове этой спокойной, безмятежной в тот момент женщины. И вынужден был согласиться: да, она безусловно права!
— Не думаю, что государь помнит обо всех каторжниках, — пожала плечиками Арбенина. — Не помнит, потому что не обязан. А на случай, ежели помнит, и освобождение вашего возлюбленного — по его же высочайшему разрешению! — как-то опечалит государя, то думаю…
Она сделала глубокую паузу.
— Думаю, государь это переживет. Только и всего.
И она веселым, почти что хулиганским жестом попросила у Фролова выпить.
— Он отомстит вам. Он злопамятный, я знаю, — покачала головой Катерина.
— Ну так что ж? — подмигнула ей Арбенина. — На сей случай у меня имеется еще один такой листочек. Покушений-то было два. И «чудесных, невероятных случайностей, подобных руке самого Провидения», как болтали и наши, и парижские газеты — тоже пара. Полагаете, Александр захочет отменять свое собственное распоряжение? Нет, в моих руках всегда есть мое собственное спасение — от него же.