Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари (Кузнецов) - страница 104

«Предметы искусства приобретались лично настоящим владельцем и каждая вещь занимала в доме свое строго определенное место», — писал Григорович в другом месте.[67] По моим сведениям, дело обстояло не совсем так (значительная часть живописи пробреталась позже), но сказано красиво и убедительно.

Многие живописцы XIX века были литераторами, а некоторые сочинения писателей представляют собой «полотна», набросанные словами.

Большое место в описанном Григоровичем «Доме коллекционера» занимали характеристики отдельных вещей, в частности скульптуры Фавна, которая находилась в упомянутой Зеленой гостиной и принадлежала к числу главных сокровищ дома. Длительный путь к дому на Сергиевской и связь с именем Микеланджело вызвал к жизни патетический пассаж Григоровича: «Что нам в этом фавне, как мифе древности?

Он не возбуждает даже нашего любопытства! Но творческая сила художника вызвала его из мрамора, вдохнула в него жизнь, поставила его перед нами, — и чужое сделалось вдруг и понятным, и сочувственным». В настоящее время произведение, украшающее Государственный Эрмитаж, приписывается Бачо Бандинелли.



Вид кабинета Д. П. Бутурлина



Фавн Бандинелли


До 1849 года скульптура принадлежала историку Д.П. Бутурлину (1790–1849), отцу жены Павла Сергеевича. Она показана на картине с видом его кабинета, написанном A.A. Зеленским два года спустя после смерти историка (Государственная Третьяковская галерея). Фигура владельца вписана в интерьер. Работа Бандинелли стоит на почетном месте на фоне красной драпировки под портретом императора Александра I. В собрании Тамбовской областной картинной галереи хранится небольшая копия с картины Зеленского, написанная маслом на картоне и без изображения Бутурлина. Это обстоятельство ввело в заблуждение искусствоведов, и долгое время картина считалась изображением кабинета Строгонова. Публикация в 2005 году иллюстрированного каталога живописи Третьяковской галереи первой половины XIX века позволила понять истинное положение вещей. Осталось сказать, что Бутурлин завещал шедевр своей теще A.A. Камбурлей (1783–1864). И лишь после ее кончины «Фавн» перешел к внучке Анне Дмитриевне, к тому времени супруге графа Павла Сергеевича. Мейблюм поспешил запечатлеть «Микеланджело» в интерьере страстного коллекционера.

В доме находилось большое число фарфоровых ваз, среди них особенно выделялась стоявшая в Столовой и относившаяся к XV столетию китайская «Vasea Elephant blanc».

По горлу ее украшали горизонтальные углубленные пояски, с рельефными изображениями облаков — символические знаки достоинства высших гражданских должностей. Если восточные коллекции находили себе место в петербургских домах достаточно редко, то фламандским и голландским собраниями Строгонов соотечественников явно не удивил.