Кровь засыхала слоями на верхних ступеньках Большой Пирамиды — пролитая днем ложилась на утреннюю, свежая поверх застывшей. Моя босая нога, ступив в эту вязкую, чавкающую жижу, вырвалась из ее плена со звуком рвущейся хлопковой ткани.
На вершине пирамиды высились два храма — справа бога войны Уицилопочтли и слева бога дождя Тлалока.
В этот вечер кровь на ступеньках принадлежала богу войны. Сегодня, в день ежегодного праздника Поднятых Знамен огненному жрецу и его кремневому ножу было чем поживиться. Сегодня его ждало особое угощение — не обычная понурая вереница каких-то безвестных пленников, а преподнесенные в дар богу торговцами-почтека сильные, стройные и гибкие танцовщики, самый отборный товар с невольничьего рынка, красивые рабы, которых долгие месяцы холили и готовили к этому их последнему дню на земле, к этому яркому, зрелищному торжеству.
— Вот ты, Яот, побольше моего повидал жертвоприношений. А вот такое когда-нибудь приходилось? — Грубоватый голос моего спутника звучал еще более хрипло из-за тяжелой ноши, которую он тащил на вершину пирамиды. Его внушительная крепкая наружность как нельзя лучше подходила к имени Момаймати, дословно означавшему «тот, у кого ловкие руки», за что я и окрестил его мысленно Рукастый.
Мы уже настолько приблизились к вершине, что пришлось остановиться и подождать, когда прямо у нас над головами жрецы, остановившие чей-то срок на земле, разбрызгивали теперь кровь на четыре стороны света. Богатый торговец, внесший плату за жертву и сопровождавший ее до самого жертвенного камня, весь светился от распиравшей его гордости, словно довольный папаша на свадьбе.