Большую часть ночи я провел, расхаживая по хозяйскому двору, прислушиваясь к звукам спящего города — к раковине-трубе, огласившей окрестности в полночь, к далеким откликам дозорных жрецов с окраин, к крику какой-то потревоженной зверушки со стороны озера. Время от времени подгулявшие молодцы заводили где-нибудь песню, и она разносилась над водой и надо всем городом, лишний раз убеждая наших соседей, что мы, ацтеки, не ведаем сна.
Потом звезды начали гаснуть одна за одной, а с неба посыпались капли холодного зимнего дождя. Я тихонько пробрался под крышу, стараясь не разбудить соседа по комнатушке, и завалился на циновку, обернувшись плащом.
Но мысли не давали мне покоя. Они все крутились вокруг вечерних событий.
Лежа на спине, я пялился в потолок. Где-то там наверху находились покои главного министра.
— И зачем все это? — пробормотал я себе под нос. — Может, ты просто пытаешься доказать, что ты умнее императора?
Голос из темноты вдруг проворчал:
— Если тебе не спится, тогда иди сюда и переверни меня, пока я не заработал себе пролежней.
Оказывается, разговаривая сам с собою, я разбудил соседа по каморке.
Звали его Патие — во всяком случае, за все время, что я прожил в хозяйском доме, его величали этим смешным именем, которое буквально означало «дорогой». Не сомневаюсь: это была шутка старика Черные Перья. Когда-то этот человек был толковым рабом, но уже очень давно состарился и одряхлел и теперь только лежал на циновке, питаясь за хозяйский счет и ничего не делая взамен. Впрочем, положение его оставалось надежным и безопасным, так как он не давал хозяину повода для жалоб, — ведь по закону от раба нельзя было избавиться до тех пор, пока он не получал официального предупреждения за три допущенные прилюдно провинности. Несколько таких же, как он, рабов, включая меня, поддерживали в нем жизнь, окружая его нехлопотной заботой, — время от времени меняли ему грязную набедренную повязку и в хорошую погоду выносили на солнышко во двор. Другие рабы делали это, так как знали, что однажды и сами могут оказаться в его положении. У меня же имелись собственные причины на то, чтобы чувствовать себя обязанным перед этим стариком.
Мне ничего не стоило, взяв его за костлявые плечи, перевернуть на другой бок. Однако, прокравшись обратно на свое место, я понял, что так легко от него не отделаюсь.
— И чем же этот старый пердун пронял тебя на этот раз?
— Да ладно, ничем, — пробурчал я. — Давай лучше спи.
— Не могу теперь, — обиженно сказал он. — Ведь ты меня уже разбудил. Теперь вот и пол мне кажется жестким, и сам я не могу уютно улечься, чтобы уснуть, поэтому давай уж, поговори со мной. Или ты забыл, чем мне обязан?