Невдалеке мелькнул огонек. Подойдя поближе, Ром обнаружил маленькую деревянную избушку, вроде деревенской бани, окошко которой мерцало неровным светом. Заглянув внутрь, Ром увидел обмазанную глиной печь и короткую деревянную скамейку, на которой в стеклянном блюдце стояла зажженная свеча.
Мальчик осторожно вошел в избушку и стал ее осматривать. Внимание его привлек большой медный таз, стоявший в углу. Сразу было видно, что таз этот старинный – на позеленевших боках его блестели две толстые витые ручки, под одной из которых темнело непонятное клеймо. Дно таза покрывала кисло пахнувшая жижа. К тому времени Ром проголодался. Он слазил за печку и среди вороха разных трав нашел луковицу. "Эх, хоть бы хлеба какой кусочек" – подумал он, принимаясь обдирать луковицу. В этот миг окошко хлопнуло, и большая темная птица взгромоздилась на подоконнике.
– Кыш! – махнул на нее рукой мальчик.
Птица, однако, не испугалась. Тряхнув крылом, она повернула голову боком и так посмотрела на Рома, что по спине у него побежали мурашки. Вдруг птица вся встрепенулась, ударила крылом и, отчаянно кувыркаясь, будто попалась в силки, обрушилась с подоконника в таз. Оттуда полетели длинные черные перья, послышались пронзительные клики и торопливый, все убыстряющийся стук когтей. Вдруг все смолкло.
Прижавшись спиной к стене, Ром неотрывно смотрел на загнутый наружу край медного таза. Из него начало медленно подниматься что-то вроде холма, покрытого черной тканью. Затем образовался еще такой же холм, но поменьше. Оба холма росли одновременно. И вскоре тот, что поменьше, оказался головой старухи в черном платке, а больший – ее горбом. У старухи был длинный, загибавшийся вбок нос и впалые глаза.
Ром закричал, и старуха исчезла. Но тут же из-за края таза стали подниматься два пика под белой тканью. Пиками оказались вершины причудливого головного убора женщины с желтым, словно воском налитым лицом и закрытыми глазами. И хотя ее лицо казалось не таким страшным, как у старухи, Ром почувствовал, как у него на голове поднимаются волосы. Но и это лицо исчезло в темневшей глубине медного обода, и на обод легли розовые пальцы девушки. Эти пальцы выглядели нежными и хрупкими, но ногти на них отсвечивали железом. Вслед за пальцами показалась голова, и Ром узнал Алину. Она росла прямо на глазах, словно закипающее молоко. Золотистые огни пробегали по ее шее и плечам, и казалось, что это тысячи огнедышащих птиц ныряют в далеком лазоревом облаке.
– Уйди, ведьма! – закричал Ром, прижимаясь в угол за печку.
– Тише, тише, – прошептала Алина, медленно вставая с корточек и сверкая обнаженным, словно из драгоценного камня выточенным телом. – Я пришла за тобой.