Ром с изумлением посмотрел на кондукторшу, но вместо нее почему-то увидел свои собственные локти, как если бы встал перед зеркалом и выставил их вперед.
– Неужто ты и вправду хочешь искусать меня? – с обидой в голосе сказал левый локоть. – Конечно, что не сделаешь от отчаянья, но я-то ведь ни в чем не виноват. Не я ли тебе служил верой и правдой?! По первой твоей прихоти сгибал и разгибал руку, и что же – в благодарность за мою безупречную службу ты теперь хочешь искусать меня! Эх, вот она несправедливость!
– А я полагаю, что, если он и будет кого кусать, то, конечно, меня, – обращаясь к левому локтю, угрюмо сказал правый. – Именно ко мне он всегда был особенно несправедлив. Сколько раз он разбивал меня, когда учился ходить! А теперь совсем, пожалуй, озвереет. Малодушен и несправедлив человек, что и говорить.
Ром почувствовал, что руки его онемели и стали, как палки.
– Да с чего вы взяли, что я собираюсь кусать вас?! – рассердился мальчик. – Наслушались всякого вздора! Мало ли чего может наболтать какая-то кондукторша! И вообще, может, она никакая и не кондукторша, а самозванка!
– Глупец. – Перед мальчиком вместо локтей сначала возникли два безумных глаза, похожих на льдистые шарики, а затем и вся остальная кондукторша. – Глупец, но не настолько, чтобы торопиться стать умным. – Кондукторша засмеялась.
Ром согнул и разогнул руки, ставшие вновь послушными и сказал:
– Вместо того чтобы угощать меня моими же локтями, сказала бы лучше, куда мы едем. Если ты и в самом деле кондукторша.
– Туда же, куда и все, – продолжая посмеиваться, сказала кондукторша.
– Кто это все? По-моему, нас только двое в этом вагоне.
– Двое, если смотреть моими глазами. А если – твоими, немало любопытного откроется.
Едва она это произнесла, в пустом вагоне начались перемены. Вагон менялся подобно чистому листу фотобумаги, когда его, ослепив лучом света, погрузят в проявитель. Сначала на листе появляются неясные контуры и невнятные пятна. Но проходит секунда-другая, и то, что было неясным и невнятным, преображается и получает смысл. Так и трамвайный вагон, только что казавшийся пустым, наполнялся разнообразными картинами.
Сперва они были плоскими и неподвижными, но постепенно начинали двигаться и разрастаться вглубь и вширь. Города и поселки, горы и реки наполняли этот странный вагон, и мальчик смотрел на них, как бы с высоты птичьего полета.
Некоторые города были полны солнечного света, и над ними плыли облака, другие же скрывала мгла, и они мигали из нее мириадами огней. По лентам дорог ползли тысячи и тысячи автомобилей, похожих на неповоротливых жуков, а прямо под своими ногами Ром заметил четырехгранный стержень: это электричка медленно выползала из распоротого чехла перелесков.