— На три дня вперед, — пошутил конунг. — Теперь днем спать не буду, только ночью…
— Тоже хорошо. А меня, вот напасть какая, и сон совсем не берет. Старался, как мог, себя измучил, бока отлежал, а уснуть не могу. Даже Смеян вон желает меня сон-травой напоить, наверное, чтобы потом спал на ходу. Да вот на закате, старики говорят, засыпать нельзя — не проснешься потом[2]. Подожду уж до ночи.
— Ночь скоро, — согласился Ансгар. — А мы что, и ночью плыть намерены? Не опасно?
— Мы из реки вышли. Теперь в протоках плывем. Через два поворота войдем в Ильмень-море, острова прибрежные минем, а там уже в любую сторону без опаски плыви. Больших мелей здесь не водится. Камней тоже — борта пробить на чистой воде нечем.
— Уже выходим? — удивился Ансгар скороходности славянских ладей. — Быстро добрались.
— Веслам ветер помогает, что ж не добраться от света до света. Ловать река не длинная.
— А Полисть? На Русу поворот?..
Чтобы попасть в Русу, главный город племени русов-варягов, следовало поворачивать и плыть против течения по реке Полисть, как по дороге, богами проложенной. Основные торговые пути за вываренной варягами солью именно туда и вели, и более мелкая Полисть была даже более судоходной рекой, чем старшая и более широкая Ловать. Но и по Ловати тоже шло немало судов. И в городище Огненной Собаки, и дальше, в другие городища, и еще дальше, на волоки, чтобы потом перебраться уже в другую реку и плыть не против, а по течению.
— Это ты, конунг, проспал. Полисть проплыли давно. Мы уже и Взвадовский сторожевой острог минули, — сотник погладил крупную и красивую голову Огнеглаза. — Пса ты с собой, похоже, насовсем забрал?
— Он сам за мной пошел. Как с первого дня, когда спас меня, пошел, так и не отстает. Признал, видно, во мне хозяина. Или себя моим хозяином признал — не пойму. На ладью я его специально не звал. Сам пришел. Но он, говорят, бесхозный.
— Это хорошая собака, — сказал Овсень и в знак особого уважения почесал Огнеглаза еще и за ухом. Пес был счастлив вниманием, улыбался, свесив язык на плечо, и подставлял умную голову под руку. — И без причины ни на кого не бросится, и в трудную минуту защитой станет. Хоть от зверя, хоть от человека. Эти собаки людей любят. А теперь вот и хозяина имеет. Собака всегда должна кого-то любить, иначе одичает. Все у собак, как у людей. И людям любовь нужна. Люди, если никого не любят, кроме самих себя, тоже становятся… М-м-м…
Сотник не произнес слово «дикарями», но подразумевал, похоже, именно его.
— Тоже дичают, — завершил он все-таки фразу после паузы.