Поэтому она копила воспоминания впрок. Она запомнила взгляд Джека, когда он раздевал ее, медленно стягивая шелковую бретельку лифчика. Любимый был ненасытен, и Шайлер начинало мутить от желания – так сильно она его хотела. Сжигающий огонь оказался под стать его силе – как в тот, самый первый раз, когда он принялся флиртовать у входа в ночной клуб Нью-Йорка, и во время головокружительного натиска слепой страсти, захлестнувшего их во время танца, и их первого поцелуя, и первой встречи в тайной квартире на Перри-стрит… Как он держал ее, исполняя Церемонию Оскулор – сильно и нежно… Позже в памяти Шайлер часто вспыхивали эти моменты – как фотографии, которые она доставала из бумажника и смотрела на снимки снова и снова. Но сейчас, ночами, когда они лежали рядом и она всем телом ощущала исходящее от него тепло, казалось, будто они не разлучатся никогда и никакие страхи никогда не сбудутся.
Возможно, она сошла с ума, думая, что все продлится долго. Она верила, что их любовь и радость совместного бытия устоят, а Тьма, которая изначально влилась в их союз, оградит обоих. Но как Шайлер жалела, что не наслаждалась этими семью месяцами в полной мере. Лучше бы она меньше копалась в книгах, часами в одиночестве просиживая в библиотеке! Лучше бы она вовсе не убирала его руки со своей талии, прося Джека подождать! Почему она пропускала совместные ужины ради того, чтобы снова просмотреть очередной фолиант?! Она мечтала провести хоть один вечер вместе в придорожном кафе, держась за руки, а утром просмотреть с ним газету… Она бережно хранила в памяти мелочи совместной жизни: вот они бок о бок сидят на кровати, а вот он касается ее колена, и Шайлер бросает в дрожь… Ее тревожило, что Джек читал книги, надев очки. В последнее время его беспокоило зрение, а глаза слезились из-за песка и грязи.
Если бы только они остались в Алексе навсегда – бродили по цветущим садам, наблюдали за толпами туристов в Сан-Стефано… Шайлер, которая считала себя никудышной хозяйкой, начала наслаждаться процессом готовки. Она научилась устраивать настоящие пиры, покупая на рынке полуфабрикаты – кебабы с мясной начинкой и самбуки, треугольные пирожки, а к ним тахини, густую пасту из молотого кунжутного семени. В ее список входили тамийю – лепешки с курятиной и овощами, салаты и жареная ягнятина. Не оставалась без дела и телятина, фаршированные голуби, сайядейя – рыба в томате и, конечно, пейн – кусочки цыпленка в панировке. Жизнь в Александрии немного напоминала год, проведенный в обществе Оливера, и иногда это причиняло Шайлер боль. Самый близкий, любимый друг! Ах, если бы можно было сохранить те отношения! Оливер так галантно вел себя во время заключения уз! Но они не перемолвились ни словом после его возвращения в Нью-Йорк. Шайлер знала, что творится у Оливера дома. Она также беспокоилась за него, надеясь, что он сумеет позаботиться о себе сам. Она скучала и по Блисс. Девушка верила, что подруга – сестра! – сумеет справиться с собственной частью материнского наследия.