3
Открыв глаза, Ирина увидела над собой чёрную бездну ночи, купол неба ("большой и звёздный" - пришло ей на ум). Она села, обхватив колени руками. Ночь была живой, дышащей, наполненной тысячей ароматов, шорохов и криков. Стрекотали невидимые кузнечики, кто-то большой скользнул над ней на мягких крыльях. Хорошо упитанная ночная бабочка стукнулась Ирине в плечо и затрепыхалась в траве. Ужасный рёв разорвал в клочья ночь. Девушка уткнула лицо в колени. В воздухе повисла тишина, даже кузнечики замолчали. "Не может быть!" - только одна дурацкая мысль в голове. На подходе вторая классически-российская: "Что делать?".
Три фигуры беззвучно обступили её. Одна знакомым голосом сказала: "Вставай, простудишься". Ирина с изумлением уставилась на пришедших. Один высокий, стройный; двое - приземистые, в руках какие-то палки. Три богатыря в карикатурном исполнении.
"Где мы? Макс, ты!?" - девушка встала, но благодаря подкосившимся коленям плюхнулась обратно: "Кто это с тобой?"
Макс довольно хмыкнул: "Вы, девушка, как всегда очень любопытны".
Туча выпустила из своих объятий луну. Скупой свет обозначил черты спутников Макса. Развитые надбровные дуги, невероятные причёски, скошенные подбородки. О, господи! Искры совершенно туристического костра уносились в ночное небо мустырской эпохи древнего палеолита.
- Я вас не познакомил. Это Хаас, а это У-ух. Это Ирина, моя однокурсница, - Макс откровенно издевался над её замешательством. Приятели Макса, классические неандертальцы, взглянули на девушку. Хаас - безразлично, а У-ух немного застенчиво.
Меня их языку обучил один интересный товарищ, я вас позже познакомлю, Максу приходилось болтать за четверых, так как двое были не слишком разговорчивые, а к Ирине ещё не вернулся дар речи.
Макс бегло рассказал о том, что не помнит, как попал сюда, потерял счёт дням и решил не терзаться воспоминаниями и сомнениями. О том, что контакт с племенем большой реки не состоялся, если бы не высокий незнакомец в соломенной шляпе, неизвестно откуда свалившийся, когда Макс мучился ужасом перед пещерным львом и коликами после съеденных после голодухи неизвестных кореньев (в этой части рассказа Говоров был особенно невнятен).
Наставник был настолько свеж и остроумен в своих педагогических методах, что этот недавно пугающий мир стал Максу близок и понятен. Ученик пытался поднять вопросы вроде: "Кто? Откуда? Зачем?" и т.п. относительно таинственной личности педагога, но получил лишь разрешение именовать Его Величество "Большим шутником".
Лошадиная нога уже достаточно пропеклась на углях и, почувствовавшая впервые за эти сутки острый голод Ирина, осторожно отщепнула кусочек обжигающей аппетитной корочки. Соли бы! После жирной конины захотелось пить. Сконденсировавшийся, кажется, из самой тьмы ночной У-ух, протянул с немыслимой улыбкой девушке два по особому свёрнутых листа дерева. Это была импровизированная пиала со свежей родниковой водой.