Конечно, образ жизни своего «чокнутого сына Даниила» старик не одобрял, стихов и прозы его не понимал. Зато бывшего революционера и эксцентричного писателя-авангардиста сближали мистические интересы. Судя по дневникам обоих, они временами беседовали об Апокалипсисе, «о символических знаках и их происхождении».
17 мая 1940 года в возрасте восьмидесяти лет Иван Павлович Ювачев умер. Умер почти случайно, от заражения крови. По ходатайству сына, подкрепленному справкой Морозова, «народовольца-шлиссельбуржца, члена секции научных работников, персонального пенсионера» похоронили на так называемой площадке народовольцев на Литераторских мостках Волкова кладбища.
Хармс пережил отца ненадолго. 23 августа 1941 года, в самом начале блокады, Даниила Ивановича арестовали за «пораженческие» разговоры в гостях у приятеля. Поэт искусно симулировал психическое расстройство, но это его не спасло. Да, он попал не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, только вот больница эта находилась в блокадном Ленинграде. 2 февраля 1942 года Даниил Иванович умер, видимо, от голода.
Четверть века спустя для исследователей открылся его архив, спасенный одним из друзей, философом Яковом Друскиным. С этого началась его слава, всероссийская и всемирная. И постепенно, в связи с Хармсом, стали припоминать и его отца — офицера и политкаторжанина, метеоролога и мистика. Человека, который и сам по себе достоин нашей памяти.
Валерий Шубинский
Всякая эволюция — и живых существ, и науки с техникой — это отнюдь не победоносное шествие все вперед и вперед от простого к сложному. Вот клетки сбились в кучку, вот кучка отрастила ноги и выползла на сушу, вот существо с ногами берет палку — и вот он, наконец, человек. Динозаврам в такой схеме места нет: они — тупиковая ветвь, отбракованная на полпути к вершине (в нашем лице). Чем и интересны, кстати. Если бы существовала только одна идеальная прямая от амебы к человеку или от зеркала Архимеда к коллайдеру, жить было бы намного скучнее.
Разнообразные научные инструменты, вышедшие из употребления, — это для исследователя как ископаемые останки для палеонтолога. К костям обращаются, когда выживших представителей вида нет. С наукой прошлого дело обстоит похожим образом: идеи и теории, которым удалось выжить, описаны во всех учебниках. А тупиковые ветви, с которыми, как и с динозаврами, связано немало интересного, приходится исследовать по немногим материальным следам.
Иногда эти следы поражают своими размерами в не меньшей степени, чем череп какого-нибудь мамонта. Гигантский прибор — часто признак тупика: параметры инструмента улучшают не за счет привлечения новых идей, а путем его увеличения. Всем известны, к примеру, чудовищно длинные — в десятки метров — «подвесные телескопы» Яна Гевелия. Это потом их сменили относительно компактные рефлекторы и карликовые по земным меркам космические обсерватории.